– Генетика, – Колеман задумался.
– Хорошо согласуется с нашей историей, сэр. Этот О'Нейл был как-то связан с физической химией. Биофизик. И преподавал на каком-то фармацевтическом факультете в Штатах. Говорят, он еще владел там аптекой.
Колеман внезапно содрогнулся. Он чувствовал, что некое зло пробралось под поверхность его земли, нечто более ядовитое, нежели любая из проклятых святым Патриком змей. Та взорванная Ирландской Республиканской Армией бомба могла получить известность как наиболее ужасная ошибка за всю историю человечества.
– Есть ли какая-нибудь возможность попасть на Эчилл? – спросил Колеман.
– Линии забиты, сэр. Не послать ли нам самолет?
– Пока не надо. Свяжитесь с полицией. Если телефоны на Эчилле не работают, то им, должно быть, что-то об этом известно. Вы сняли копию с этого письма?
– Две копии, сэр.
– Им понадобится оригинал…
– Если они не получили такое же послание.
– Я думал об этом. Мне просто не хочется раскрывать карты. Мы можем быть здесь первыми. Во всяком случае, у нас есть шанс. – Колеман взглянул на письмо у себя на столе. – Как бы то ни было, не думаю, что мы сможем снять с него отпечатки пальцев.
– Мы продолжаем работать с этим сюжетом, сэр?
– Оуни, я почти боюсь не публиковать его. Есть в нем что-то. И такой выбор Эчилла… «демонстрация», как он говорит.
– Сэр, вы подумали о панике, что может…
– Просто свяжи меня с полицией.
– Сейчас, сэр!
Колеман поднял трубку и позвонил жене домой; говорил он повелительным тоном и сделал так, что разговор быстро закончился.
– Ожидаются неприятности из-за того сюжета, что мы собираемся публиковать, – объяснил он. – Я хочу, чтобы ты взяла мальчиков и уехала к своему брату в Мадрид.
Когда она начала протестовать, Колеман прервал ее:
– Будет скверно… я так думаю. Если вы будете здесь, я буду уязвим. Не теряй времени – просто уезжай. Позвони мне из Мадрида, и я тебе все объясню.
Он повесил трубку, чувствуя себя несколько глуповато, но ощущая облегчение. Паника? Если его опасения подтвердятся, тут будет кое-что похуже паники. Колеман уставился на письмо, сосредоточившись на подписи: «Безумец».
Колеман медленно покачал головой. Он припомнил историю ирландского гробовщика, который, делая надгробие над могилой своей жены на кладбище в Квебеке, дал обет: «На кресте, Мери, я клянусь отомстить за твою смерть».
Жену О'Нейла звали Мери. И теперь, если это был О'Нейл, он называл себя просто – Безумец.
