Стальной рукотворный грот, по которому мы с ним протискивались, стоя на карачках, оказался забит месивом из человеческих костей. Правда, пока я в ужасе таращилась на них, думая, что зрение далеко не всегда является бесспорным благом, Жорик заметил кое-что еще. Карман с воздухом, как обыкновенно выражаются аквалангисты. То есть, грубо говоря, пузырь, захваченный в плен тонущим кораблем. Сообразив, что к чему, он рванул вперед как торпеда, бесцеремонно волоча меня на буксире.
Минута, и мы вынырнули под низкими металлическими сводами. Жорик первым выплюнул загубник, фыркнул, сделал глубокий вздох. Потом еще один, его легкие шумели как кузнечные меха.
— Можно дышать, принцесса…
Он врубил фонарик, и тот, после полученной аккумуляторами передышки, дисциплинированно загорелся. Правда, робко так, словно колеблясь, светить, или, все же, не стоит…
— Если верить часам, у нас в баллонах воздуха — минут на пять, кругом-бегом… — констатировал дядя Жора. — Так что рекомендую надышаться вдоволь, раз уж представилась такая возможность. Тем более, грех не попробовать на вкус воздух, законсервированный девяносто лет назад…
Потолок над нашими головами был стальным, голос папиного товарища звучал гулко, как из танка.
— Где мы?! — спросила я хрипло.
— Внутри миноносца, где еще?! Дышим воздухом двадцать шестого года. Тем самым, которым дышал полковник Офсет. Чувствуешь, как он пьянит, Марго? Ни тебе СО, ни СН, ни выбросов АЭС, ни гребанных диоксинов…
Я уставилась на Жорика в недоумении, куда это его понесло? Не сразу поняла, он не балагурит от нечего делать, просто лезет из кожи вон, чтобы меня взбодрить. Эти его старания, по большей части напрасные, к слову, так растрогали меня, что я, не справившись с внезапно нахлынувшими эмоциями, чисто по-детски всхлипнула. Не от страха перед смертью, скорее — из благодарности.
— Э, э, ты это что?! — всполошился он.
Потянувшись, я чмокнула его в щеку.
— Ты — славный… — сказала я. — И не беспокойся, со мной — все в порядке…
— Тебя колотит, — заметил он.
— Это от холода…
— Тогда ладно. Согреешься на берегу…
— Твои руки?! — ахнула я, только теперь, к своему стыду, разглядев глубокие раны, нанесенные ему пираньями. Рукава комбинезона, как таковые вообще отсутствовали, превратившись в лоскутки, словно у ковбоев с Дикого Запада из американских вестернов. Укусы были рваными и выглядели ужасно.
— Надо тебя перевязать, — сказала я.
— Успеешь заняться этим на поверхности, — пообещал Жорик. — Они почти не болят и беспокоят меня гораздо меньше остатка воздуха в баллонах…
