— Гонконг не Китай.
— Там тебе такого не позволят говорить, — сказал Абхиджит с нажимом.
— Что ж, в Индии ты можешь говорить что угодно, — сказал Абир. — В этом есть свой плюс.
Абхиджит нахмурился.
— Я вообще-то уже не уверен в этом, — он промокнул влажный лоб и спросил: — Так на чем ты прилетел? «Катай»?
— Нет, «Вьет-Джет», — сказал Абир.
Абхиджит ужасно удивился.
— «Вьет-Джет»? Эта дешевка? Почему?
Абир пожал плечами.
— Тут недолго лететь.
Повисло молчание, и он подумал, не собирается ли Абхиджит поднять тему долга. Но Абхиджит подал знак вьетнамцу древнего вида в белом жакете, что он хочет подписать чек за выпивку.
— Я это оплачу, — сказал он, и Абир подумал, не ждет ли он благодарности.
Его раздражало, что Абхиджит объявил во всеуслышанье, что он заплатит за выпивку, возвышаясь над ним в глазах окружающих, тогда как сам был должен ему денег и никак пока не намекнул о своем желании или готовности вернуть их, ни единым словом.
— Я это оплачу, — снова сказал Абхиджит, когда подошел официант, словно Абир мог не расслышать его с первого раза.
Абир только кивнул и отвел взгляд.
— Так, во сколько мы завтра встаем? — спросил Абхиджит, щегольски расписываясь, захлопывая маленький блокнот и отдавая назад официанту. — Во сколько у нас гольф?
Абиру не спалось. Бо`льшую часть ночи он накручивал себя по поводу нежелания Абхиджита вспоминать про долг. Сперва ему приснился сон, в котором он был в каком-то отеле — где-то на острове — с той самой женщиной. Ее присутствие казалось физически ощутимым во сне, он чувствовал легкую влажность ее кожи. Когда он проснулся в полной темноте вьетнамской ночи, то в первый момент удивился, что ее не было рядом. После этого он долго не мог заснуть. Вот тогда он и стал думать о деньгах, которые был должен ему Абхиджит. Казалось, он пролежал несколько часов в темноте, пытаясь найти нужные слова, чтобы с утра поднять этот вопрос, если Абхиджит сам этого не сделает. Он представлял в полудреме весь их разговор, заканчивавшийся то слезными извинениями Абхиджита, то буйным возмущением одного из них, а то и физической расправой. Чего он не сделал, так это не определился с конкретными словами, хотя твердо решил, лежа в предрассветном сумраке, что этот вопрос нужно поставить ребром. С самого их детства Абхиджиту вечно все сходило с рук, и его это бесило. Он не позволит ему уехать, не вспомнив про долг.
Тем не менее утром он молча ел фруктовый салат, пока Абхиджит без умолку трещал о том о сем, в частности о биткоинах и об их баснословной выгоде.
