***
Как я уже говорил, после аварии на ПОЛЫНЯХ насиловики
расследовали обстоятельства этого драматического происшествия. Наверное,
подозревали теракт. К счастью, подозрения не оправдались, и было официально
признано: взрывы случились из-за грубых просчетов, допущенных проектировщиками
агрегатов. В итоге, погибших технарей из эксплуатационного персонала признали
невинными жертвами аварии, назначив их ближайшим родственникам компенсацию.
Обязались выдать по столитровому баллону сжатой дыхсмеси. Раструбили на все
СНГ. Потом, как уже вошло в привычку, переиграли, выдали вполовину меньше. И
все равно, это был по-царски щедрый жест. Ведь, если бы погибших при катастрофе
технарей признали ее виновниками, родственников вполне могли обязать оплачивать
понесенные этажом убытки из собственных кислородных запасов. При таких
раскладах мне можно было смело вешаться. Поэтому каждый из нас не стал бухтеть,
получив вдвое меньше обещанного, хотя мы прекрасно понимали: начальство
откатило себе ровно половину дыхсмеси. Ну, откатило, и пускай, не сговариваясь,
думали мы. В ту пору — все откатывали, кому было что откатить. Остальные
приучились закрывать на факты откатов глаза. Откатывают, шкуры, и ладно,
половина причитающегося — все же гораздо лучше, чем вообще ничего.
— И двадцать пять литров — тоже весьма кучеряво… — это
мне недвусмысленно и весьма доходчиво дал понять следователь, занимавшийся
делом Отца. Проблема заключалась в том, что Отец исчез, а для получения выплаты
требовалось предъявить тело.
— Нету тела — нету дела, — искоса поглядев на меня,
буркнул следователь. А затем прозрачно намекнул, что ему не составит большого
труда пересмотреть вышеобозначенное дело. Переквалифицировать, по его
дословному выражению, объявив испарившегося при аварии технаря умышленно
слинявшим через Европериметр в Западное крыло.
— Может, у тебя есть доказательства, что пострадавший
героически погиб, а не дезертировал с поста, бросив своих товарищей? — холодно
осведомился следователь, дав понять: хотя Красноблок и перекрасили в
Содружество Непродыхаемых Газенвагенов, уголовную статью за самовольное
оставление казарм никто не отменял.
— Кроме того, есть еще статья за незаконное
проникновение в Еврозону, — добавил следователь и принялся грызть кончик
шариковой ручки, которой заполнял соответствующие бумаги. Я прекратил тупить,
понял, чего он хочет, и сцедил ровно половину своего пятидесятилитрового
баллона. Следователь был доволен. Мы расстались почти что друзьями. Он
нацарапал мне свой номер телефона и сказал, чтобы я обращался в любое время,
если что. То есть, если подвернется новое дельце. Я и не подумал обидеться на
него за это. Он ведь просто зарабатывал на жизнь, только и всего. Молча
расписался в ведомости, взвалил баллон на спину и потащил в казарму, где
получил временную прописку. Ничего личного, как выражаются практичные
мазерфакелы. Баллона, полученного мной за Отца, хватило, чтобы начать
собственный челночный бизнес…
