— Кто же, по-твоему, соорудил Дом? — кисло осведомился
я, отодвигая от себя брошюру. Изуверские порядки, установленные в свое время
Большим Братом или B.B., как почившего тирана до сих пор, не без содрогания,
величали в Пентхаусе, с началом Перекраски разрешалось критиковать.
Критиканство даже поощрялось бывшими соглядатаями, стремившимися свалить на
окаянного B.B. все шишки, чтобы самим остаться белыми и пушистыми.
Раздувавшаяся комитетчиками истерия быстро приелась. Меня же куда больше
занимало, кто все-таки заложил первый камень в фундамент Дома.
— Архитектор, — без особой уверенности произнес Отец и
как-то странно покосился на меня поверх очков. Как будто ему было стыдно за
такие слова.
— Ты это всерьез?!
Признаться, я, помнится, опешил. Подумал, Красноблоку точно
хана, раз нечто подобное взбрело на ум технарю, им же полагалось быть твердыми
атеистами. Остальным стройбанам, разумеется, тоже, но технарям — в самую первую
очередь. Ведь именно они считались главной движущей силой научно-технического
прогресса, теми самыми, смазанными маслом колесиками и винтиками, маховиками,
шестернями и зубчатыми передачами, самоотверженными усилиями которых, мы гнали
этаж за этажом ударными темпами. Забирались все выше и выше, точно, как в
строевой песне ополченцев, вплоть до Светлого Чердака, назло Пентхаусу, чтоб он
обосрался от зависти. Так было завещано Основоположниками, Корифеями Мраксизма,
товарищами Карлом Мраксом и Фридрихом Эндшпилем. Утвержденная ими, строго
выверенная научными методами Смета, решительно отвергала веру в Архитектора,
расценивая ее как религиозный предрассудок, спекулируя которым, попы давно
обустроили себе персональный чердак повышенного уровня комфортности.
Наш, красивенный крупноблочный красноблочный Чердачище, был
не чета поповским химерам. Целые поколения стройбанов, подталкиваемые в спины
соглядатаями, каждый Архитекторов день лепили его из реального бетона м-500,
чтобы он, наконец-то, засиял над нашими головами в видавших виды строительных
касках. Не в этой героической трехлетке, так в следующей, подбадривали себя
стройбаны. И крепились, как им было велено Основоположниками, чтобы в один
прекрасный день, перерезав ленточку, ступить туда и получить по потребностям. И
возлюбоваться, и отдышаться, и ахнуть, и полакомиться дефицитной колбасой не по
талонам. В этом залитом ослепительным искусственным светом сотен тысяч
электрических ламп Храме Труда не было места чадящим лампадкам в засиженных
мухами оконных проемах, завешенных темными иконами с ликом Архитектора, они не
вписывались туда чисто технологически. Они были бы там неуместны до смешного.
