На новом месте службы нас, новичков, выстроили. Последними на «шкентеле» стояли юнги. Появившийся перед строем высокого роста, осанистый, с копной русых волос капитан-лейтенант долго смотрел на нас. Наконец изрек:
— Вот уж поистине метр с кепкой. Все как на подбор!
Меня прямо-таки передернуло. Опять метр с кепкой! А я-то думал, что за время пребывания в Школе юнг и на Волге уже подрос и такого обидного для моего юнгашеского сознания определения больше никогда не услышу.
— Что я буду с вами делать? — спросил командир, сверля нас цепким взглядом.
Тут я, сам не ожидая от себя такой прыти, не растерялся и четко, как только мог, ответил:
— Бить фашистов!
Каплей взглянул на меня пристально, о чем-то немного подумал и примирительно сказал:
— Да, конечно же, учиться бить фашистов. Учиться постоянно, упорно, используя для этого каждую минуту. Учиться не только по учебникам, но и используя знания опытных батарейцев. Будем учиться говорить с врагом языком огня. Вот так!
Он весело улыбнулся и строй распустил.
После этого я убедился, что говорить с врагом языком артиллерийского огня и учить нашего брата — юнг и необстрелянных матросов — командир умел мастерски. За это мы его очень ценили и уважали.
Входя в состав Черноморского флота, батарея сначала стояла в Туапсе, а потом в Одессе.
Основным моим делом, как и на Волге, было обеспечение командования бесперебойной связью и корректировка огня.
Шел 1944 год — год решительного продвижения наших войск на запад. В последних числах марта Советская Армия вышла на Государственную границу СССР с Румынией. Мы уже знали, что вот-вот нам предстоят бои на Дунае, где немцы сосредоточили не менее двух с половиной тысяч разных судов.
— Работенки хватит, — шутили моряки.
— Ничего, перемелем. Ныне не сорок первый год — воевать научились. Да и немец не тот стал. Услышит флотскую «полундру» — драпает без оглядки. По нужде штаны снять не успевает.
А пока сухопутные войска при содействии Черноморского флота, авиации дальнего действия и партизан вели бои за Крым. На его освобождение нашим войскам потребовалось 35 дней, а на штурм Севастополя всего 3 дня, в то время как гитлеровцы в 1841–1942 годах не могли зять черноморскую твердыню в течение 250 дней.
Воспитывая у моряков жгучую ненависть к немецко-фашистским оккупантам, командиры, политработники и агитаторы широко использовали публиковавшиеся в периодической печати материалы о злодеяниях гитлеровцев во временно оккупированных районах Украины, Белоруссии, в городах Киеве, Севастополе, Одессе и других местах, письма морякам от родных и близких, побывавших на занятых немцами территориях. Признаться, до этого я с большим трудом мог поверить, что описываемые злодеяния фашистов — подлинная правда. А тут убедился воочию. Помог случай. Как-то старшина 1-й статьи Александр Обжелян получил от своего отца Василия Дмитриевича, бывшего моряка с броненосца «Потемкин», колхозника села Тишковка Кировоградской области, письмо. Тот писал о страшных днях немецкой каторги, убийствах ни в чем неповинных людей.
