Во-вторых, несколько дней после я буду испытывать предсказуемую тоску: после таких потрясений вдруг снова остаться в своем одиночестве. Но это как раз нормально. И прекрасно, что я это успела понять сама. Наверное, я очень долго буду вспоминать совместные вечера. Какое-то время буду неизбежно краснеть, потом сожалеть о том, что не сбылось, а со временем все придет в норму. Период мученичества — закономерная плата за то, чтобы ситуация не зашла дальше. Вот тогда бы я поревела от всей души!
Но мои ожидания не оправдались сразу. Андрей, как только вошел в приемную, махнул головой в сторону кабинета:
— На два слова, Ань.
— Доброе утро, Андрей Николаевич, — ответила заторможенно ему в спину.
И, конечно, поплелась следом. Итак, притворяться, что вообще ничего такого не было, он не намерен. Тогда просто буду повторять с упорством горного козла о том, как сильно люблю Петю, а самому Андрею продолжать ухаживать за мной — не по статусу.
Он развернулся возле своего стола, подождал, пока я остановлюсь в центре. Не приближался, не трогал — и то хорошо.
— Я задам несколько вопросов, Ань, и жду честных ответов.
— Конечно, Андрей Николаевич.
Он резко подался вперед, но прошел мимо меня и захлопнул дверь. Остановился там же. А мне даже стало легче — не смотреть на него.
— Сейчас без официоза, речь пойдет о личном. Как давно появился этот твой…
Он не закончил — пришлось мне:
— Петя? Мы знакомы с детства, но встречаться начали совсем недавно.
— Вот я и спрашиваю — сколько? Год? Месяц? Пара часов?
— Два месяца… — неуверенно ответила я.
Он, кажется, усмехнулся. Но хоть не приближался.
— Допустим. Но и наше замешательство пойми. Мы не преследовали тебя вчера, не собирались ловить с поличным. Косте втемяшилось в голову, что надо узнать причину твоего расстройства, он притащил и меня. Он холерик, но разве у него не было оснований заботиться о тебе? Или у меня не могло быть таких оснований? Ведь ты ходила с нами на свидания, позволяла…
Я осторожно перебила:
— Андрей, я попытаюсь объяснить.
— Уж попытайся, потому что я теряюсь в догадках. В таких случаях принято извиняться за вторжение в личную жизнь. Но ведь ты сама нас туда пустила.
Самая лучшая ложь — это правда, снабженная вымыслом. Тогда звучит искреннее. Я закрыла глаза и произнесла:
— Дело в том, Андрей, что я растерялась. И вы действительно мне понравились. Честно говоря, я не представляю, как любой из вас может не нравиться. Потому сразу и промолчала. Потому промолчала и потом. Мне, как любой девушке, было приятно ваше внимание. Это я должна извиниться — за слабость.
