Жизнь примечательных людей. Книга вторая | страница 129



Но подлым ядам она ничего не забыла и не простила.

Именно ядами она пользовалась чаще всего — 83 преступления в ее книгах были совершены посредством отравления.

Глава 49. "Память упакована в бумажку"

Когда-нибудь о 60–80-х годах XX века будущие преподаватели художественных академий будут рассказывать как о золотом веке отечественной иллюстрации — слишком много было блестящих мастеров, нереально высоко стояла планка.

И меня долго занимал вопрос — откуда взялось это блистающее поколение? Почему они однажды пришли — все сразу, причем не один, не два, не десять даже — а целая плеяда нешутейных мастеров.

Вот один из них — Лев Токмаков. Родился в Свердловске, после школы, в победном 45-м, поехал поступать в Москву.

Закончил Московский высший художественно-промышленный институт (как он сам неизменно добавлял: «имени графа Строганова») с экзотической специализацией — художник по металлу. После окончания вернулся домой на Урал и начал работать в книжной иллюстрации — в свердловском книжном издательстве сделал книжечку Елены Харинской, местной поэтессы.

Понял, что именно этим он и хотел бы заниматься всю жизнь, а значит, надо ехать в Москву.

Все-таки львиная доля книг и тогда шла из этого города, и художнику-иллюстратору миновать его было практически невозможно, пример Спартака Калачева, всю жизнь рисовавшего для региональных издательств и оставшегося в истории русской графики, все-таки уникален.

В столице Токмаков год ходил и обивал пороги издательств. Однажды не выдержал и сказал в дверях: «Поздравьте меня, у меня сегодня юбилей».

Тут, как он сам рассказывал, «все сразу поставили уши торчком, потому что юбилей это очень серьезно, юбилей — значит выпьем. А я говорю им: «Сегодня ровно год, как я хожу к вам». Посмеялись и тут же дали мне сделать обложку книжки Сабита Нуканова «Расцветай, родная степь» — про целину. Обложку я сделал, и мне дали уже не обложку, а книжку. Книжку про пионеров — «Пётр и весь его отряд». Я ее прочитал и на следующий день принёс отдавать обратно. Пока я шёл по коридору, мои коллеги спрашивали, как дела, и когда узнавали, что я иду возвращать рукопись, смотрели на меня, как на самоубийцу, который прыгает с Эйфелевой башни. Ход мой, конечно, был необдуманный — просто от души, больно жуткая была книжка.

Но меня не выгнали, а дали мне взамен Джанни Родари «Джельсомино в стране лжецов».

Тут-то все и произошло. С этой книжки (тоже из детства, с незабытыми до сих пор кудрявыми мальчуганами с глазами-сливами, носастыми карабинерами и полосатыми оранжевыми котами) и началась слава Токмакова-иллюстратора.