5 июня мы с отцом улетели в Испанию. Как раз вовремя, потому что, как мы узнали позже, именно в этот день британским и французским гражданам было запрещено покидать Италию, чтобы иметь возможность удерживать их в качестве заложников; не было никаких гарантий, что нам позволили бы уехать. Мы поехали в аэропорт на такси, взяв с собой как наши латиноамериканские, так и польские паспорта, потому что не были уверены, что итальянские власти зарегистрировали нас как латиноамериканцев. (На польских паспортах были проставлены как испанские, так и американские визы, в то время как на латиноамериканском — только испанская транзитная виза.) Отец попросил меня подкрасться к клерку, сидевшему за стойкой у прохода на посадку, и посмотреть незаметно на список пассажиров, для того чтобы узнать, было ли проставлено гражданство возле наших имен. Когда я подал сигнал, что гражданство не указано, друзья, провожавшие нас, забрали у матери сумку с апельсинами, где был спрятан наш фальшивый паспорт. После войны друзья сообщили нам, что несколько дней спустя на Виа Пьемонте пришла итальянская полиция арестовать нас.
Самолет поднялся в воздух, и вскоре мы приземлились в Лас — Пальмасе. Когда мы сошли с трапа, отец поднял шляпу и закричал: «Viva Italia!», итальянский пилот, очевидно, принимая его за испанца, ответил: «Viva Espana!» В тот же вечер мы сели на корабль, идущий в Барселону. На нем было много недавно выпущенных из плена и возвращавшихся домой военнопленных республиканцев. Я разговорился с одним из них. В Барселону мы прибыли 6 июня.
Тем временем мать с багажом и нашей собакой Коко добралась до Генуи и 6 июня села там на корабль «Франка Фассио», который следовал в Барселону. Перед отплытием она спасла польско — еврейского знакомого. Его собирались снять с корабля как молодого человека призывного возраста, а она притворилась его невестой. Итальянский чиновник хотел знать, кто мог подтвердить их отношения. Мать назвала имя польского посла в Риме. Ему таки позвонили. Виниава сразу сообразил, в чем дело, и выразил удивление, что мать и молодой человек до сих пор еще не поженились. В результате молодого человека оставили в покое. Корабль, на котором плыла мать, причалил на следующий вечер (7 июня). Судя по нежным прощаниям, мать успела подружиться с половиной пассажиров на корабле.
В Испании мы провели две с половиной недели. Мало что осталось в моей памяти об этом периоде, лишь сообщение о капитуляции Франции и то, как мы слушали речь Черчилля на ломаном французском, в которой он предлагал Франции союз с Великобританией. Мы покинули Испанию 24 июня и отправились в Португалию, где надеялись найти корабль, направляющийся в Соединенные Штаты. К тому времени как мы добрались до Лиссабона, потоки беженцев уже прибывали из Франции, и все они преследовали одну и ту же цель: попасть в Америку. Американские пассажирские корабли отдавали приоритет гражданам США, и было крайне трудно найти корабль, чтобы переплыть Атлантику. Наконец нам удалось получить места на маленьком греческом судне
