(“ложной войны”), в течение которого союзники и немцы стояли друг против друга без движения на Западном фронте. Война шла на море, немцы оккупировали Данию и Норвегию, а русские воевали с финнами. Но в Италии легко было оставаться довольным жизнью. Фашистское правительство Италии мало напоминало нацистскую Германию или Советский Союз. Итальянцы не склонны к фанатизму, и многое из того, что называлось
тоталитаризмом (термин, которым Муссолини с гордостью именовал свой режим), было на самом деле фарсом, который никто, включая самих фашистов, не принимал всерьез. Отец занимался различными сделками, о которых я ничего не знал. Тем не менее они очевидно приносили достаточно денег, что давало возможность скромно жить приблизительно на сто долларов в месяц, не используя наш основной капитал, который к тому времени был переведен в безопасное место — в банк в Нью — Йорке.
Через месяц мы переехали из пансиона в комнату в центре города на Виа Раселла, 131, квартира 5. На этой улице в марте 1944 года итальянские партизаны напали на отряд немецкой военной полиции, в ответ немцы схватили первых попавшихся 335 гражданских лиц и расстреляли их в Ардеантинских пещерах. Это было убогое существование в неотапливаемом здании, почти как в трущобе. В письме к Бюргерам в январе 1940 года отец так описал нашу хозяйку:
Я вообще не сумел бы написать вам это письмо, если бы у моих ног не было электрического нагревателя. Я дрожу от страха когда думаю о том, что сделала бы хозяйка, если бы об этом узнала. Моего счета в американском банке не хватило бы, чтобы расплатиться с ней… Если бы я мог дать по физиономии этой неаполитанской ведьме, то сделал бы это с огромным удовольствием. Ее характер не так уж плох, но она говорит всегда на повышенных тонах, почти кричит; по утрам она особенно груба; у нее беззубая рожа и она как ведьма волочет хромую ногу; когда она берет в одну руку швабру, а в другую ведро, я хватаю пальто и выбегаю подышать холодным римским воздухом. Нашу жизнь здесь делает трудной именно квартира. Мы должны экономить и по этой причине живем довольно скромно.
К счастью, в марте мы переехали в более удобную квартиру на Виа Пьемонте.
С помощью польского посла отец раздобыл паспорта и транзитные визы для членов нашей семьи, оставшихся в Польше, и даже для моего друга Олека. Все это было отправлено различными путями в Варшаву.
Мы с Олеком регулярно переписывались, по крайней мере раз или даже два раза в неделю, иногда на польском, но обычно на немецком, чтобы письма быстрее проходили цензуру. Читая эти письма (а я их все сохранил), не чувствуешь, что в Польше происходило что — то необычное. Мой друг в основном жаловался на скуку, которую он пытался развеять, изучая греческий и итальянский, читая Пруста, Пиранделло и навещая друзей. Из его писем я делал вывод, что мое неожиданное удивительное исчезновение из оккупированной немцами Польши сделало меня в глазах моих друзей неким фантомом: они стали сомневаться, существовал ли я вообще. В начале апреля Олек получил все необходимые документы для выезда в Италию от венгерского туристического агентства «Ибуш». Он, а вернее его мать лихорадочно добивалась получения необходимых разрешений от германских властей. Для них имел значение каждый день, потому что мы не скрывали, что, получив американские визы, сразу уедем из Италии. Германское разрешение пришло, но к тому времени итальянцы прекратили выдавать въездные визы, а немцы закрыли венгерское туристическое агентство, которое оформляло их документы для путешествия. Так что Олек остался в Варшаве, и ему предстояло испытать все ужасы холокоста.
