Жизнь примечательных людей. Книга первая | страница 36
И, самое примечательное, никаких волнений в рядах белогвардейских «ополченцев» не случилось — в точности, как и на нашей памяти.
Морали в конце не будет, вы взрослые люди, выводы делайте сами.
Скажу только одно — политика честной и простой не бывает никогда. Это всегда, по определению, очень грязное и многослойное явление. Все подводные камни тех или иных решений и действий исследователям не удается вычленить даже много десятилетий спустя, когда уже и секретные документы становятся доступны.
Вы скажете мне — ну ладно, вам, историкам, хорошо, вы это изучали и знаете. А нам, простым людям, что делать, как понять — что вообще происходит, где нам правду говорят, а где нагло врут?
На это есть простой и безошибочный принцип. Как только вам начинают предлагать объяснения, где все просто и понятно, где одни черные, а другие белые, это значит только одно — вас разводят.
Не ведитесь.
"Я был когда-то странной игрушкой безымянной…"
Эдуард Успенский мог бы стать великим сказочником. Нет, правда — масштаб таланта, который был ему отвешен, это вполне позволял. Талант этот был огромен и тратил он его более чем щедро. Если честно, то в молодости Успенский талантом просто фонтанировал.
Боже, где только он не работал и что только он не писал! Он работал на радио — и только одна "Радионяня", от которой и всем ребятам, и всем трулялятам реально было веселее, дорогого стоит. Он работал на телевидении — и одно только название "АБВГДейка" заставит целое поколение бывших советских людей издать звук "О!". Он писал сценарии новогодних утренников, сочинял сюжеты для художников в журнале "Веселые картинки", довольно долго работал на "Союзмультфильме", и многие наверняка удивятся, узнав, что и "Рыжий-рыжий-конопатый", и "Антошка, Антошка, пойдем копать картошку", и "Наследство волшебника Бахрама" и "Пластилиновая ворона", и "Баба-Яга против!" и "Ивашка из Дворца пионеров" и "Про Сидорова Вову" и многое-многое другое — это тоже он.
Наконец, он был просто классным поэтом. Я даже не про ставших уже классикой "Осьминожек", "Разгрома" или "Птичьего рынка" (не говоря уже про Абсолютную Классику, которую знают наизусть сотни миллионов людей, вроде "Голубого вагона"). Но даже в сочинявшихся им мимоходом коротеньких безделках есть главный признак настоящей поэзии — нечего добавить, ни одно слово нельзя убрать, и ни одно слово нельзя заменить другим:
Девочке, которая все время сосет палец