– В том случае если ваши хваленные учёные не придумают чем заменить солнечный свет – мир ждёт катастрофа, – не унимался старик.
– Перестань, папа. Тим услышит.
Дед окончательно обосновался у нас дома. Он временами копался во дворе и пытался оживить умирающие зеленные насаждения. Но в отсутствие солнца – это невозможно.
Иногда он пытался что-либо починить, хоть и не было в этом необходимости, поскольку Мэрон со всем справлялась сама. Отстраняя её от поломки со словами: «Дай я сам починю», – он доставал из привезённого с собой ящика диковинные приспособления (инструменты, как он сам их называл), прикручивал, выкручивал, перематывал, разбирал и собирал заново. Лампы, поливочное устройство, газонокосилку и всякие другие приспособления, коих множество в любом доме Ноутсити, все чинил сам. Бывало пытался и меня заинтересовать самостоятельностью:
– Смотри, вот это – микросхема. Видишь провод? По нему энергия…
Я редко мог вытерпеть все инструкции. Обычно, после пары минут наставлений, я, под каким-нибудь благовидным предлогом, убегал:
– Деда, мне надо подготовить уроки.
– Так вы же не учитесь, – ухмылялся дед.
– Эээ, нам задали кучу домашних заданий, – я придумывал очередную отмазку и давал деру.
– Эээх, – вздыхал дед напоследок, – что-то вы будете делать, если вдруг ваши хваленные роботы разом сломаются или того хуже откажутся подчиняться. В моё детство мы – люди, все делали сами.
Дед, его зовут Роберт Хаммер, приходится маме отцом. Конечно же во время его детства все было по-другому. Он рассказывал, как они гоняли по городу на странных устройствах, называемых велосипедами. Они крутили педали и вовсе не знали, что такое аэроскутер. Удивительно, что люди, тогда, теми самыми каракулями – письменными буквами, писали ручками на обычных листах бумаги. Мир, с тех пор, изменился до неузнаваемости.
Ребекка по-прежнему частенько захаживала к нам в гости. Они с мамой подружились; отправив Мэрон убираться в какой-нибудь другой комнате, постоянно что-то там экспериментировали на кухне. Я начал подозревать, что мама не сильно бы расстроилась будь я девчонкой. Во всяком случае не припомню, чтобы мы с ней в детстве лепили на кухне. Иногда я ревную маму к Ребекке.
Как-то я рассказал ей о блокноте. Она, как и все зубрилы (я все ещё называл её так, когда мы ссорились) заинтересовалась таинственным письмом. Она готова учиться всему, что есть на свете и даже тому, что совершенно утратило значимость. Впрочем, это оказалось как нельзя кстати. Дед больше не рассказывал о блокноте и его содержимом. Только лишь раз после первого случая, я заметил его у открытого шкафа, в котором располагалась кабинка устаревшего ТРАМА. Он раскрыл створки, и пытался во что-то вникнуть, вчитываясь мельком в страницы блокнота. В то время я не придал этому значения, Ребекка же чрезвычайно заинтересовалась:
