Чувство бессилия и боли, чувство злости, казалось уже задавленное, запрятанное глубоко внутрь, поднялось в нем с новой силой.
Да, он послушался Абрама Федоровича, умом приняв довод, что в тылу сможет принести гораздо больше пользы. Наверное, сможет. Но после такого рассказа логичным было только одно: взять винтовку и оказаться там... Но уже и самому Арцимовичу не раз приходилось оперировать теми же аргументами, что и Иоффе, в разговорах с молодыми физтеховцами: Стивой Лукьяновым, Мишей Козодоевым. Они тоже рвались на фронт. Как выяснилось, обивали пороги военкомата и здесь, в Казани, — хотели воспользоваться неразберихой первых дней, чтобы уйти на фронт. Хорошо, горвоенком оказался мужиком сообразительным. А без них задуманное осуществить будет трудно. Хотя где гарантия, что и с ними, молодыми и горячими, что-то получится?
Физтех, да и другие институты, эвакуированные в Казань, еще делили лабораторные помещения, торгуясь из-за каждого метра. А вице-президент Академии, Красный Колумб, как окрестила его одна английская газета, легендарная личность, чья ассирийская борода была известна всей стране, — Отто Юльевич Шмидт уже в сентябре докладывал уполномоченному Государственного Комитета Обороны обширный план. Было утверждено 200 тем, на которых в ближайшие месяцы должны были сосредоточить свои усилия сотрудники институтов Академии наук, чтобы оснастить необходимой техникой нашу армию и Военно-Морской Флот. Значилась в длинном списке и, та, за разработку которой взялся доктор физико-технических наук Арцимович.
В официальных документах эта работа называлась довольно многословно: «Разработка методики и создание прибора с использованием в темноте инфракрасной области спектра». На ученом совете Физтеха Иоффе окрестил ее более кратко: «Темновидение».
В обычных условиях только на исследование основных принципов этой проблемы потребовалось бы пять лет минимум. А уж о компактном, надежном приборе и говорить нечего: лет десять, не меньше. Но война смяла все представления и масштабы.
На фронте счет ежесекундно шел на человеческие жизни, Так допустимо ли было здесь, в незатемненной Казани, пусть в тесноте, пусть при отсутствии оборудования, медлить с созданием такого необходимого и такого сложного теперь уже даже не прибора, а нового вида вооружения?
И вот расчеты, над которыми он сидит по двенадцать часов в сутки. А что делать? Он не специалист в этой области физики. Но в жизни любого исследователя наступает момент, когда поначалу он берется за «чужое дело». Проблема ядра тоже когда-то для них всех казалась чужой.
