Лейпунский, известный экспериментатор из Харькова, утверждал в своем докладе, что нейтроны, о которых они столько спорили, нейтроны, которые в свое время не «опознали» супруги Жолио-Кюри, а позднее открыл Чедвик, могут послужить идеальным оружием для расщепления ядер. Могут... Если...
Но в атмосферу праздничной приподнятости, энтузиазма, которая с первого дня властвовала на этой конференции, вплеталось чувство тревоги. Оно было в жестах юного Разетти, который горячо вел беседу о проблемах физики, но замыкался, уходя в себя, когда кто-нибудь переводил разговор на политику. Оно сопровождало рассказы Жолио-Кюри и Дирака, которые проезжали Германию, где на площадях пылали костры из книг...
Но предмет их споров и размышлений — атомная физика,— казалось, так далек от политики и так увлекателен, что невольно сглаживал это чувство обостренной тревоги. Тем более что теперь физтеховцы знали, что задел по идеям у них есть. Их доклады и сообщения в теоретическом плане не уступали работам ведущих ядерщиков мира. Об этом говорили приглашенные из-за рубежа ученые. И в этих высказываниях не было ничего от стандартной вежливости гостей.
Да, они умели работать и руками. Лев вспомнил, как Жолио-Кюри застыл возле мини-циклотрона, который он увидел в лаборатории Курчатова. Еще бы! Высоковольтный прибор для бомбардировки атомного ядра на обычном письменном столе.
Немало лестных слов пришлось и на их с Алихановым долю. Та, первая установка, на которой они провели свой двухгодичный эксперимент, тоже заслужила похвалы. Но все это, как выразился Иоффе: «Плюсквамперфект» — давно прошедшее время.
И сколько раз в дни работы конференции и Курчатов, и его товарищи по «Ядерному семинару» повторяли досадливо: «Они открывают, мы воспроизводим».
Это было четкое ощущение своей силы, понимание, что они уже обрели право на штурм ядра...
Пролетел год. И снова опустевшее здание университета. Только теперь — в Риме. Жаркий воздух, нагреваясь внизу, на площадях, переполненных туристами, поднимался к холму Виа Панисперна, где расположилось здание физического факультета.
Если бы посторонний человек вошел туда в это время, он был бы, мягко говоря, озадачен. Из дальнего конца коридора, словно по беговой дорожке, стараясь обойти друг друга, в развевающихся, замызганных черных халатах, стремительно неслись румянолицый юноша и коренастый крепыш. При этом они держали в руках какие-то странные предметы.
В лабораторной комнате, перед самодельным неуклюжим счетчиком, тот же самый крепыш, еще не отдышавшись от бега, торопливо записывал на клочке бумаги какие-то цифры...
