Отдыхая на крохотной площадке второго этажа, Арцимович посмотрел на часы. Передышка кончилась. Пора возобновлять подъем. Нужно еще отдохнуть перед лекцией в Коллеж де Франс, собраться с мыслями.
Через полтора часа он поднимется на кафедру самой большой аудитории физического факультета коллежа, чтобы прочесть обзорную лекцию о последних достижениях исследователей в термоядерном синтезе. Он расскажет французским коллегам о попытках воссоздать в лабораторных условиях солнце и заставить его служить человечеству, о новых токамаках, о звездных температурах. Он будет говорить о настоящем и будущем. Хотя существует и прошлое, неотделимое от улиц старого Парижа. Прошлое, без которого невозможна была бы напряженная поисковая работа сотен физиков-атомщиков разных стран сегодня. Прошлое, которое Арцимович с особой силой ощутил именно в этот приезд в Париж.
Может быть, поэтому маршрут его блужданий по городу теперь оказался столь далеким от привычных мест, обязательно посещаемых туристами. Даже всезнающие гиды не смогли бы в подробностях разъяснить его сегодняшний маршрут. Улица Ломон, где не осталось и следа от ветхого сарая-лаборатории... Старое здание Парижского музея истории естествознания... Улица Дофины... Здесь начинался отсчет секунд и минут грозного атомного века.
...Желтые сливы лежали в вазе на белом столе. Хозяйка дома знала, что Арцимович любит этот сорт. И каждое утро по дороге из загородного дома в лабораторию непременно заезжала сюда, чтобы наполнить вазу вновь. Кисловато-сладкий сок плодов приятно холодил язык, нёбо, привыкшие, особенно за последние месяцы, к резкому вкусу валидола...
Воспоминания Маргариты и Эдмона Грийо о привычках, суждениях, образе жизни Ирэн и Фредерика Жолио-Кюри, сотрудниками которых они были многие годы. Или рассказ самого Жолио, поведанный Эдмону Грийо в нелегкую пору Сопротивления о том, как, мечтая о стезе исследователя, Фредерик впервые в двадцатых годах предстал перед легендарной Марией Кюри.
...Старинные часы в кабинете Эдмона Грийо, наверное такие же древние, как дом, с вычурным циферблатом хрипло и гулко отзвонили половину второго. И тотчас же щелкнул замок входной двери. На пороге возник Эдмон. Высокий, подтянутый, в темно-сером костюме. Что ему пятьдесят пять! С мягким акцентом он проговорил по-русски: «Пора. Полчаса до лекции, Левушка...»
Они молча пересекли небольшой холл, миновали широкие ступени перед входом в дом, обрамленные массивными перилами. И, только ступив на тротуар узкой, пустынной в этот час улочки в Латинском квартале, словно подводя черту под утренними скитаниями по городу и своими размышлениями о прошлом, Арцимович произнес:
