Под пронзительный детский крик они стоят, обнявшись, в узком проходе. Артем облегченно и устало цедит слова, которые доходят до сознания Льва какими-то рваными фразами:
— Двадцать восемь суток до вас... Четыре поезда... Только в тамбуре... Чуть уши не отморозил... Спасибо, малахай... Ватник догадался взять... Абрама нет...Я к тебе... Почему они так кричат?
— Ах, это? — Арцимович взял себя в руки, обретая в общении с Алиханьяном привычный тон. — Еще неизвестно, как бы ты верещал в зубоврачебном кресле.
Алиханьян сходу проявляет «жадность старого армянина» — привычку непременно подсмотреть, что за идея легла на бумагу. Вот и сейчас, небритый, смертельно усталый, Артем вперил взгляд в наброски будущего прибора:
— Что это?
— Да «ничегоневидение», пока сплошной мрак.
— Постой! Это же не сфера твоих интересов.
Арцимович пожимает плечами:
— Военная тематика.
— Значит, с ядром? ..
— Да! До лучших времен.
— А как же Генерал? Его ребята?
— Генерал в Севастополе, размагничивает боевые корабли. Сам попросился к Александрову. Петржак с Флеровым в армии...
— Да! протяжно, с горьким вздохом произносит Алиханьян. — Вот и меня вернули с полдороги, Левушка. А так все красиво было задумано. Зря так легко отодвинули все в сторону. Исследования — это темп. Темп мысли, темп идей, темп решений. Когда-то его теперь снова наберем? Ведь все придется начинать сначала. И почему так легко принял решение Курчатов? Не пойму.
— Ты же знаешь, сводки вон какие.
— Да, знаю. Жмут. Сам видел, пока к вам добирался. Вся страна с места стронулась. Но как бы потом не было поздно...
Они вспомнили этот разговор через несколько дней.
Флеров и Петржак буквально на следующий день после начала войны получили повестки из военкомата. Петржак стал разведчиком. По слухам, воюет где-то на юге. И говорят, неплохо. Флеровым судьба распорядилась иначе. Как человека «вполне технически грамотного», так было написано в аттестации, его прикомандировали к Военно-воздушной академии. И вместе с ней техник-лейтенант выехал к новому месту расположения — в Йошкар-Олу.
Став военным человеком, восприняв армейскую жизнь с ее строгой регламентацией, с ее предельно обнаженной деловитостью и целесообразностью, Флеров сумел по-новому посмотреть на все, что случилось с открытием спонтанного деления урана. Факт умолчания об их с Петржаком работе, факты исчезновения затем, приблизительно с середины сорокового года, из американской, английской и немецкой научной литературы каких-либо публикаций по делению урана ему теперь говорили о многом.
