— Извини. Это память. Агафья сделала эту штуку, — видя, что друг ничего не понимает, а то и сомневается в его душевном здоровье, майор грустно улыбнулся и объяснил. — Она сказала, что у них такие фотки. Магическое плетение, наложенное на предмет, что-то такое.
— А по-моему, это просто камень, — недоверчиво проворчал капитан, повертев осколок в руках.
— Сожми его в кулаке, — подсказал Макс. — Согрей.
— Ни фига себе, — выдохнул Николай, когда над его пальцами завис образ погибшей девушки. — Как живая…
— Угу… Только молчит, — тихо проговорил Макс.
Камушек держал друг, и лицо орийки оказалось повернуто к нему, а майор видел только прямую спину и тугой узел затылке. Ему хотелось коснуться этих волос. Он помнил, какие они мягкие, как щекочет ноздри легкий аромат меда, которым всегда пахли ее пряди. Но Макс сдержался, и приподнявшаяся рука бессильно упала на стол. Перед ним был всего лишь бесплотный мираж, нарисованный магией, и пальцам невозможно его ощутить, как бы ни хотело этого сердце.
— Как она это сделала? — нарушил тишину Николай, все ещё рассматривая фантом.
— Откуда я знаю. Магия, плетения эти орийские, — отозвался майор. — Я поначалу боялся, что он испортится, после того, как она пропала. Но, нет, ничего не меняется уже год.
— Не меняется, — повторил капитан, припоминая скупые рассказы орийки о магии. — Интересно.
— Что такого интересного?
— Да нет, просто удивительная штука.
Николай не стал посвящать друга в свои мысли. Слишком странными они были. Он прекрасно помнил, как однажды, дома у тети Марии, между ним и Агафьей зашел разговор о долгой жизни орийцев. И тогда Агафья сказала, что в момент смерти магика исчезают его последние плетения. Но камень-мираж она создала незадолго до своей гибели, а он продолжает работать, как ни в чём ни бывало. «Макс прав, и она жива? — задумался он, возвращая майору камешек. — Но я же видел ее тело. Чёрт возьми, я же сам ее хоронил… Да нет. Чушь какая-то. Хорошо, что Максу об этом не ляпнул, он тогда совсем свихнётся бы на ее поисках».
