Конечно же, оба помогали возвращению моей речи. Они часто и подолгу разговаривали при мне на разные темы, причем отчетливо произносили каждое слово, отчеканивали его. Возможно, именно по совету доктора девушка, к тому времени я уже освоил ее имя — Катя, когда делала перевязку, то все мне объясняла. Подобно футбольному комментатору Синявскому, который при трансляции матча живописал все, что происходило на поле, как ведут себя форварды, беки и голкипер, она называла все свои действия: «А вот сейчас сниму бинтик, сделаю примочку, а потом мазью помажу»…
Вряд ли она знала пути и способы возвращения сознания и речи, но ее желание передать мне смысл потерянных мною понятий и слов было так велико, что она добивалась успеха. Наверное, ее учил этому и старый доктор, он своим заразительным смехом, веселыми лучиками, часто бороздившими его лицо, помогал мне вернуть мою улыбку.
Впрочем, до улыбок было еще далеко, но бессознательно повторяя речи медиков, движения их губ, обезьянничая, я возрождал свою речь.
И вот настал момент, когда произнес свои первые слова, совершенно не понимая их значения. То были пять слов, точнее, цифр. Много позже узнал, что именно эти цифры, произнесенные бессознательно и многократно, задали трудную загадку и милой медсестре, и старому доктору, и еще многим людям, которые обязаны были найти их разгадку.
Кто бы мог подумать, что эти пять цифр вызовут такой острый и упорный интерес у разных начальников, даже очень высоких рангов. Они стали искать не только разгадку, но и результаты чрезвычайно важных событий. И меня, ранбольного с примитивной речью, едва возвращающимся сознанием, заставят вспоминать не только, кто я и откуда есть пошел, где как говорят, родился, где крестился, и что важно, где и когда именно участвовал в боях. Зачем-то требовали подробностей, добивались самого для них важного — последнего моего боя. Я это долго, очень долго не мог постичь.
После тех произнесенных мною пяти цифр моя госпитальная жизнь круто переменилась. И я мучился в догадках.
Глава четвертая
ЧЕМПИОН МИРА И ЕГО ОКРЕСТНОСТЕЙ
Успокоить, утешить Лиду, Лидушку, дорогую подругу, было невозможно. Разве найдешь оправдания: ссылки на рассеянность, забывчивость, усталость — все это ничего не стоило перед гибелью человека. Такого человека! Ругать Лиду? Как? Дура, дуреха, кокетка, ростопша… Она это и без меня понимает… Катя бормотала, что надо повиниться, ее, конечно, накажут, но потом простят, и она свою ошибку искупит делом… Но все напрасно. Глаза Лиды опухли от слез, она ничего не видела и не слышала.
