— Не придуривайся. Ваньку не валяй!
А Григорий все смеялся. Он вспомнил, что десантникам следовало носить в тылу врага обязательно, в левом кармане на груди гимнастерки, коровинский браунинг с полной обоймой патронов и одним, досланным в ствол. Предполагалось, что в безвыходном положении с помощью маленького пистолета надлежало свести счеты с жизнью. Но молодые диверсанты засомневались: можно ли этим оружием застрелиться? И двое на спор решили попробовать его убойную силу. Яростный спорщик обернул свой зад телогрейкой, а его товарищ с пяти шагов произвел выстрел… Спор разрешился: пуля застряла в телогрейке, даже синяка не оказалось. А спорщики за этот эксперимент получили отсидку на гауптвахте плюс очистку выгребных ям — вне очереди.
Вот вспомнив эту историю, Григорий и расхохотался.
…Подробности своего первого десантирования Михеев отчетливо восстановил в памяти ранним утром, выйдя из госпитальной палаты в пустынный коридор. Теперь, когда островки воспоминаний стали соединяться в единый материк, он подумал, что на той лесной опушке, где вышел к красноармейцам, те, потерявшие в боях многих своих товарищей, могли сразу прикончить его, явного чужака и шпиона.
Крепко повезло, что и говорить. Он вспоминал, как его конвоировали в столицу. Дуло коровинского пистолета глядело ему в затылок. Командиры-особисты поочередно грелись в кабине. Он замерз, но когда въехали в Москву, забыл о холоде, так его потрясли московские улицы без единого огонька. Этот город он любил. Здесь было много его родных и друзей. Когда поехали по Замоскворечью — Серпуховке, Полянке, Каменным мостам, он закрутил головой, стараясь разглядеть знакомые дома.
— Прямо сидеть! — раздалось за спиной. — Дернешься, застрелю!
Миновали Боровицкие ворота. Кутафью башню, свернули на Страстную, закрутились в переулках, и машина нырнула в какой-то двор.
— Вылезай. Прямо. Не разговаривать. — Его посадили в темную комнату с зарешеченными окошками. У дверей часовой. Прошло немереное время — может, час, может, два. И он услышал:
— Выходи. За тобой машина пришла.
Теперь он ехал в крытом грузовичке, в тепле. Рядом был знакомый капитан из его части. Сказал:
— Все, что надо, напишешь. Как было. Понял?
В теплой и уютной землянке был столик, на нем чернильница-невыливайка. Ручка с пером и стопка бумаги.
— Старайся изложить по часам, где возможно, по минутам. Ты же фиксировал время…
Григорий долго и усердно писал отчет. Его взял тот же командир, что привез из Москвы. Он сказал:
