Люди собирались неспешно, и мы с ним прошли в ресторан — выпить кофе.
«Я теперь фантастику не пишу, — вдруг покачал головой Михаил Петрович. — Мне знаний не хватает, Мартович. Фантастику должны писать люди, разбирающиеся в науке. Не знаю, как там у иностранцев, а у нас ты сам посмотри. Обручев — геолог, Ефремов — палеонтолог, Казанцев — инженер, Днепров — физик. Чтобы писать фантастику, надо иметь научный склад ума, Мартович, а я просто электрик. Перед Ефремовым, например, я просто робею. Это, по-моему, уже и никакая не фантастика. Просто очень знающий человек пытается разговаривать с тобой на своем особенном языке, предполагая, что ты этот язык понимаешь. Окончательно от фантастики, Мартович, меня отпугнул московский писатель Евгений Рысс. Прочитав мою «Тайну белого пятна», он так прямо и указал на какие-то там «дурацкие провалы» в Восточной Сибири. Я, конечно, не разбирался и не сильно разбираюсь в геологии, но Евгений Рысс убедительно доказал, что я действительно дурак».
Михеев вздохнул: «А геологам моя книга почему-то нравится».
«Я ведь рос сам по себе, Мартович. В тридцатые годы работал монтером в электроцехе в Бийске, писать фантастику даже не думал, зато с удовольствием сочинял стихи. «В фабкоме встретились шофёр и комсомолка». А однажды на свадьбу своего друга Кольки Снегирева, написал песню. «Есть по Чуйскому тракту дорога, много ездит по ней шофёров». Городская газета в скором времени разразилась статьей об ужасном состоянии алтайских дорог, о частых авариях, о плохой дисциплине. Да и какой может быть дисциплина у наших шофёров, если они поют такие песни? — спрашивал автор статьи, приводя строчки из песни о Кольке Снегиреве. Вот утром на работе я и услышал. «Михеев! В особый отдел!» Я шёл, Мартович, и у меня ноги дрожали. Из особого отдела в те годы куда угодно можно было отправиться. Ну, я вошёл, снял кепку. За столом особист в форме. Он долго и молча смотрел на мои оттопыренные уши. А я тоже молчал. Я, как только вошёл, увидел, что на столе перед ним лежит тетрадный листок с переписанным от руки текстом моей песни.
Наконец особист спросил: «Твоя работа?»
Смысла не было врать. Я и не врал: «Моя…»
«Послушай, Михеев! — помолчав, с силой ударил особист кулаком по столу. — Ты же у нас поэт! Мы тебя учиться отправим!»
Я, Мартович, всегда хотел писать так, чтобы главного героя было за что любить. Пусть даже он будет самым обыкновенным электриком, как я сам. Вот ты, скажем, что о добыче алмазов знаешь? Ну вот. И я тоже в городе Мирный спросил у рабочих на разрезе, как они обращаются с найденными алмазами. «Вот, скажем, наткнулись вы в отвалах породы на большой алмаз. Сразу понесёте его бригадиру, или вызовете специальных людей?» Рабочие, Мартович, выпучили на меня глаза. «Ты что, дед, обалдел?» — «Да это почему?» — спрашиваю. — «Да потому, дед, что если мы увидим алмаз, хоть самый маленький, то побежим от него быстрее!» — «Да почему?» — «А потому, дед, что если кто-то из нас принесёт начальству найденный под ногами алмаз, то этого смельчака сразу возьмут за жопу и спросят: а где второй?»
