Берэлэ — по-еврейски медвежонок, но его все называли — Майзэлэ — мышонок. И это было справедливо. Маленький и черненький, он очень был похож на недоразвитого мышонка. И был он на нашей улице на особом положении. Я бы теперь сказал: двойственном.
С одной стороны, матери приводили его нам в пример. Берэлэ учился на круглые пятерки и еще, сверх того, каждый день бегал в музыкальную школу с маленькой скрипочкой в черном футлярчике. И там тоже получал одни пятерки.
С другой стороны, матери категорически запрещали нам с ним дружить, оберегая нас от него, как от заразы.
Секли у нас детей во всех домах. Но на долю Берэлэ Маца выпадало больше всех. Его секли чаще и дольше. Потому что отец его, грузчик Эле-Хаим Мац — человек основательный и ничего не делал спустя рукава. Если б меня так били, я бы умер еще до войны, а не дождался бы прихода немцев, как это сделал Берэлэ Мац.
Сейчас я понимаю, что это был уникальный человек, редкий экземпляр, который рождается раз в сто лет. И если б он дожил до наших дней, то перевернул бы всю науку и вообще человечество вверх дном. И Советскому Союзу не пришлось бы так долго и мучительно, каждый раз с плачевным результатом, догонять и перегонять Америку. Америка бы сама капитулировала и на коленях просила хоть на один год одолжить им Берэлэ Маца, чтобы поправить свои дела.
Берэлэ Мац обладал счастливым свойством — он был оптимист. На это вы скажете: мало ли на земле оптимистов. И что чаще всего этот их оптимизм не от большого ума. Это, возможно, и справедливо. Но не по отношению к Берэлэ Мацу.
Его оптимизм происходил от огромной силы таланта, причем таланта разностороннего, который бушевал, как огонь, в маленьком тельце под узким, заросшим волосами лобиком. Ему никогда не бывало грустно, даже в такие моменты, когда любой другой бы на его месте повесился. Сколько я его помню, он всегда скалил в улыбке свои крупные, квадратами, зубы, а в глазах плясали, как говорили женщины с нашей улицы, все тысячи чертей. Потому что когда в человеке сидит такой талант, ему море по колено.
Бывало, его отец, грузчик Эле-Хаим Мац, высечет Берэлэ, а как вы понимаете, утром у отца рука особенно тяжелая, потому что он отдохнул за ночь от таскания мешков на мельнице, и казалось, что уже на Берэлэ живого места не осталось, но проходит десять минут и уже из дома несутся звуки скрипки. Берэлэ стоит у окна и водит смычком по струнам, прижав подбородком деку своей скрипочки, и косит бесовским глазом в спину отца, шагающему по улице на работу.
