— Все равно… Невероятно…
— Талантливые у нас дети, — сказал Бородин.
Зверева неожиданно просветлела лицом, на губах заиграла улыбка:
— Но вы знаете: у меня словно камень с души спал: я рада, что Агарков… — и засмущалась: — Выходит, я была к нему несправедлива!
— Просто поторопились с выводами, — поправил ее Бородин.
— Я так рада, что даже не сержусь больше на него. Что ж, насильно милой не будешь, — неожиданно глаза Зверевой увлажнились. — Знаете, у него такое благородное лицо…
— Да, приятное, — согласился Бородин и, увидев как удивленно расширились, как плотоядно заблестели глаза у Зверевой, понял, что проговорился.
— Так вы… встретились? — все тем же трагическим шепотом спросила она.
«В конце концов, какое мне дело!..» в замешательстве подумал Бородин.
— Да, мельком, — признался он. — Все-таки я должен был…
— Где?
— На квартире у его приятеля-художника. В полуразрушенном бараке, где ни света, ни воды…
— Какого же черта вы молчали? — зарычала на него Зверева. — Адрес!
«Пускай сами разбираются!»
Он продиктовал ей адрес, даже нарисовал схему расположения барака и предупредил, что по лестнице на второй этаж подниматься опасно.
— О6 этом прошу не беспокоиться! — обрезала она его и, поблагодарив за хлопоты, лихо выбежала из кабинета.
А Бородин со слабой надеждой подумал, что Агарков, может быть, уже в Париже.
