Дело рассерженной дамы | страница 2
Бородина тоже подключали к группе по тяжким преступлениям, и дело, которым он занимался полторы недели, только вчера было передано следователю. А сегодня утром Феоктистов, начальник уголовки, вызвал его к себе и обратился совсем не начальственным тоном, а каким обращаются с глубоко личной просьбой:
— Уж ты, Сережа, постарайся, — только что голубчиком не назвал. — Уверен, ты справишься…
Бородин даже кивком не подтвердил этой уверенности начальника. Молча забрал со стола его «скоросшиватель» с материалами по делу и отправился к себе, изучать их содержимое.
Прочитав рапорт Кожевникова, мысленно пожелал, чтобы того приподняло и хорошенько шлепнуло.
— Ты что, красавчик, со свидетелями-то не разговаривал? У тебя одни только фамилии и записаны. А где объяснения?
— Скажи спасибо, что хоть фамилии успел записать! — обиженным тоном отозвался Кожевников. — Только провел поквартирный опрос, а мне уже новую директиву дают: на Викулова надо ехать, старуху там пристукнули. Это которую дочь… Да, такие вот дела: убийство матери заказала родная дочь. Опять же из-за квартиры…
Между тем, гражданка Зверева продолжала наступать на опера. Со всей категоричностью она потребовала от Бородина немедленно предпринять поиски некоего Агаркова Ростислава Антоновича, не имеющего в городе Екатеринбурге постоянного места жительства и работы. А потому в любой момент могущего скрыться от органов правопорядка. Если уже не скрылся. Бородин внимательно посмотрел на даму и спросил:
— У вас серьезные основания подозревать этого Агаркова в краже?
— А вы что думаете! — Зверева ожгла опера взглядом. — Более, чем серьезные, к вашему сведению! Лично у меня нет ни малейших сомнений.
— Расскажите об Агаркове подробнее. Сколько ему лет?
— Тридцать.
— Где работает?
— Я уже сказала: нигде!
— Но ведь на что-то он живет?
— Так называемый свободный художник. Так он сам себя именует. Но я не сподобилась видеть ни одной серьезной его работы. Хотя рисует, надо отдать ему справедливость, весьма недурно. При случае покажу вам свой портрет, который он буквально за полчаса набросал карандашом и, могу сказать, очень удачно поймал момент. У меня лицо не очень фотогеничное, я совершенно не нравлюсь себе на фотографиях, а этот портрет одно время даже висел у меня на стене в рамочке. Потом я, конечно, сняла его и убрала подальше…
— В каких отношениях вы находились с этим Агарковым?
Зверева, слегка покраснев, сардонически усмехнулась:
— Некоторое, впрочем, весьма непродолжительное время, мы с ним… Как это у вас называется? Сожительствовали! — всем своим видом и тоном голоса она давала понять, что к этому прискорбному факту ни в коем случае нельзя относиться серьезно. — Сожитель, сожительница… Фи, какие мерзкие слова! Как будто заранее предполагается грязь и похабщина. Нет, лучше напишите так: мы с Агарковым находились в близких отношениях!.. Не знаю, как он, а мои чувства…