Другой раз, неконкретно прослушав прогноз погоды, два дня рассекал по лужам в валенках в Ивановской области.
Еще Автюша сочинял стихи местного значения, и мы ему часто говорили, что лет через десять-двадцать в парке культуры поселка будут стоять два памятника: Ленин в зимней шапке и он — с бронзовым вентилятором на спине.
Желанными были вызовы на юг и в Среднюю Азию, но это случалось не так часто. Чаще вызывал застуженный циклонами сырой и снежный Кольский полуостров.
Мурманск. От него теплоходом по побережью: Харловка, Дроздовка, Гремиха, Поной. Попал в Поной — сиди, не ной! А то еще — Дальние Зеленцы, или, в обиходе, Зеленые Крантецы.
В Мурманске, в ожидании теплохода, селился в гостинице «Арктика» и подначивал консьержек:
— А в каком номере обычно селился Визбор?
— Какой… Визбор?
— Который играл Бормана!
Консьержки делали страшные глаза: нихт шиссен, Гитлер капут, «Спартак» — чемпион…
* * *
Теплоходов было немного. Вдоль побережья ходили «Вацлав Воровский», «Алла Тарасова» и на Рыбацкий — «Михаил Канин».
«Тарасову», видимо, небо любило больше: что ни рейс — то хорошая погода. И внутрь на палубах, как-то спокойнее, уютнее. Ей, женщине и чайке, видимо, не хотелось быть штормовой и неуютной.
На шторма везло чекисту Воровскому. Какова судьба у человека — та и будет у тезоименитого корабля.
Первый раз добираясь до Йоканьги в начале декабря на «Вацлаве», я попал за Тювой в довольно приличный шторм — баллов в семь-восемь.
«Вацлав» был перегружен солдатами-новобранцами последнего призыва и представлял собой номерной круг ада. Салабонов, едущих к месту службы, сразу же захватила морская болезнь: в туалетных и коридорах стоял нестихающий топот и звериный рык.
Я лежал на верхней полке в каюте и наслаждаясь внезапными порывами невесомости, слушал, как внизу по полу катается невесть откуда взявшаяся пустая пивная бутылка. Качало: от кормы к носу, от борта к противоположному борту. Иногда — комплексно.
Дверь в каюту то открывалась, то закрывалась: в проеме появлялся сосед по каюте, новобранец, который, не отставая от других, бегал в гальюн и, придя обратно, мученически закатывал глаза: «О, нелегка ты, служба в ПВО!»
* * *
С неисправностью пришлось повозиться изрядно. Но и повеселились потом, когда обнаружили, конечно же, повеселились.
Случайно сняли электронную плату в блоке управления: за ней лежала начищенная до блеска солдатская латунная пряжка. Видимо, какой-то неопознанный дембель, сидя на дежурстве в дизельной кабине, мастерил себе неуставную пряжку, на случай отъезда из войск к месту жительства. Потом решил спрятать в укромном месте: открыл блок управления и сунул до лучших времен. У электронных плат (полупроводниковая сборка на гетенаксовой досочке) сзади оловянные контакт-дорожки — их-то и перемкнул продукт художественного воображения неудачливого дембеля, лишив работоспособности генератор.
