И вдруг в ту же минуту, прерывая стройное пение отчаянным стоном, женщина в синем плаще вырвалась из толпы и, нарушая благочиние, бросилась на колени перед седобородым жрецом. Она в безумном волнении рассказывала что-то, махала руками, о чем-то просила, чего-то требовала.
Колгуй замер. Он узнал ее.
Доктор в недоумении слушал крики женщины, потом обернулся к Колгую.
— Разве вы выходили на берег?
— Нет, — буркнул тот.
— Что требует от вас эта женщина?
— Не знаю.
Жрецы приблизились. Доктор перемолвился с ними и тотчас же оглянулся на своего проводника.
— Что вам дала эта женщина?
— Бумажку какую-то..
— Отдайте ее назад, если не хотите остаться здесь навсегда…
Колгуй вынул скомканный пергамент и передал его доктору. Тот, не взглянув на пергамент, вручил его жрецам. Старший из них принял его спокойно, не взглянув на Колгуя, который бормотал себе под нос нелестную для жреца ругань.
Женщина, нарушившая порядок, вернулась в толпу подруг. Они только изумленно отстранились от нее, но продолжали петь, не смея ни одним несоответствующим жестом или словом оскорбить солнечное божество, поднимавшееся над их головами.
Колгуй счел минуту подходящей и, предупредив доктора, оттолкнулся от берега с такой огромной силой, с которой разве мог сравниться только гнев, душивший его.
Он взялся за весла. Лодка понеслась по зеркальной поверхности озера с невероятной быстротой, и скоро стройный гимн доносился с берега уже как далекое эхо.
Дымящийся розовый туман, легко надвигаясь на остров, скрыл и самих певцов.
Доктор опустился на скамью.
Колгуй насторожился, полагая, что тот немедленно потребует от него объяснений всего происшедшего. Но странный путешественник не нарушил ни словом привычного молчания. Он снял свой странный костюм и уложил его в кожаный мешок спокойно и аккуратно. Под халатом, на ремнях оказался фотографический аппарат. Доктор снял и его, уложив в тот же мешок. Затем, отдаваясь во власть теплого утра, он блаженно закрыл глаза и поднял лицо свое так, чтобы косые лучи солнца без помехи могли жечь его.
Колгуй не выдержал этого спокойствия.
— Я думаю, доктор, вы не пойдете со мной на спор против того, что будущей весной божество потребует в жертву к себе именно эту женщину? — воскликнул он, готовый насладиться изумлением своего спутника.
Но тот не открыл даже глаз, хотя счел нужным спокойно подтвердить:
— Вероятно, жребий падет на нее.
Колгуй со злостью налег на весла: вымещал гнев на воде, омывавшей проклятый остров, так как не имел для этого ничего другого под руками.
