Частные начала в уголовном праве | страница 93
Поскольку превышение пределов причинения вреда вследствие нарушения условия допустимости согласия пострадавшего вызывает много дискуссий в теории уголовного права и порождает ошибки в правоприменении, считаем целесообразным определить пределы допустимого согласия лица и на этой основе рассмотреть некоторые случаи квалификации деяний, вышедших за рамки такого согласия.
В этой связи теоретически и практически оправдано выделение на основании объекта следующих групп преступлений:
1) посягающие на жизнь;
2) посягающие на здоровье;
3) преступления против свободы;
4) против чести и достоинства;
5) посягающие на конституционные права и свободы;
6) посягающие на интересы семьи и несовершеннолетних;
6) и, наконец, преступления против собственности[263].
Рассмотрим эти группы.
1. Институт согласия пострадавшего в уголовно-правовой науке традиционно рассматривается с точки зрения правомерности причинения смерти. Еще Н. С. Таганцев исходил из того, что принцип сохранения жизни независимо от права на ее неприкосновенность представляется весьма неустойчивым, а последовательное проведение его – даже невозможным. Автор отмечал, что «трудно отыскать твердые основания для наказуемости убийства по согласию, особенно по просьбе или по требованию убитого. Но если в каких-либо случаях признавать наказуемым убийство по согласию, то это согласие должно влиять на уменьшение ответственности»[264].
В Уголовном уложении 1903 г. содержалась ст. 445, предусматривавшая «особое постановление об уменьшении ответственности за убийство, учиненное по настоянию убитого и из сострадания к нему».
Это нормативное предписание получило дальнейшее развитие в УК РСФСР 1922 г. В частности, в примечании к ст. 143 отмечалось, что убийство, совершенное по настоянию убитого и из сострадания к нему, не карается. Эта новелла УК РСФСР 1922 г. в теории уголовного права воспринималась и продолжает восприниматься неоднозначно.
По мнению А. А. Пионтковского, «практика применения нормы ст. 143 УК РСФСР показала ее вредность»[265]. И. И. Карпец, напротив, считал ошибочным ее исключение из уголовного закона. По мнению автора, «посредством исключения примечания к ст. 143 УК РСФСР 1922 г. в законодательстве была допущена крайность – рассматриваемое действие стало рассматриваться как простое убийство, хотя в случае дачи яда врачом из сострадания безнадежному больному по просьбе последнего должна идти речь о смягчающих обстоятельствах»