Пожалуй, все после той истории с видео о пожарах. Система видела мои запросы, идентификационный чип считывал повышенный пульс при просмотре видео. Вряд ли, конечно, этих данных было достаточно для того, чтобы диагностировать у меня нездоровую тягу к разрушениям. Для этого нужно еще и заключение живого специалиста-психолога. А Баумгартен и рад стараться.
Но, наверное, Джулия права. Если я хочу выбраться из категории D, надо постараться вписаться в систему. Давать ей больше информации, сотрудничать. Скрывать-то мне особо нечего. Я, конечно, не в восторге от этого города, от властей и от самой Системы. Но выйдите на эти улицы и попробуйте отыскать того, кто доволен.
Мы поднялись на тринадцатый и вышли почти в такой же длинный коридор, ведущий от лифта к внешней стене здания. Только здесь по сторонам располагались двери в жилые боксы. Таких коридоров здесь было четыре, они расходились во все стороны от кольцеобразного холла с шахтами лифта в середине. Стены здесь были сплошь изрисованы граффити, на полу кое-где валялся мусор. С освещением была беда — половина светильников была или разбита, или попросту не работала, да и многие оставшиеся светили неравномерно, мерцая и потрескивая.
— Уютненько, правда? — улыбнулась Джулия, пуская вперед свою пантеру.
Выпускника интерната из желтой зоны сложно удивить нищетой и спартанской обстановкой. Единственное, что было непривычно — это хрустящий под ногами мусор и разрисованные стены. В интернате у нас царил культ чистоты. Нас заставляли драить полы и стены по всему зданию почти каждый день, а граффити если и появлялись, то тут же закрашивались, а горе-художников ждало суровое наказание. Здесь же, кажется, всем на все было плевать — и жильцам, и тем, кто за всем этим присматривает. Это же бесплатное социальное жилье. Какой смысл наводить уют, если наверняка свалишь отсюда, едва выдастся шанс.
Двери по обе стороны коридора вели в жилые блоки, каждый на несколько небольших комнат с общим санузлом и кухней.
Мой блок носил номер 13013. Ну прямо комбо. Хорошо, что я не суеверен.
Джулия коротко постучала в поцарапанную пластиковую дверь.
— Полиция!
Открыли довольно быстро. На пороге появился крепкий взъерошенный парень лет двадцати пяти в растянутой грязноватой футболке с широким воротом и мешковатых штанах. Смуглый, черноглазый, с короткой бородкой, выбритой на щеках так, что образовывались сложные геометрические узоры. В руке он небрежно держал жестяную банку с пивом.
