Ночью я плохо спал. И хоть сомневался я, но мне все-таки хотелось верить, что мы с Митькой установим связь с Москвой и со всем миром и будем слушать новости не из дребезжащего черного бумажного репродуктора, которых в деревне полно и которые включаются от и до, от стольки и до стольки. Конечно, у некоторых деревенских жителей уже стояли дома приемники, но тут-то свой, своедельный… Это, братцы дорогие, совсем другое дело! Подошел к нему, наушники надел, тумблером щелкнул и, пожалуйста: «Передаем для вас, уважаемые товарищи, последние новости». Причем получается, что приемник сообщает все только для меня и для Митьки. Мы у него уважаемые, остальных это не касается. И только мы первые будем знать о всех последних событиях в нашей стране за рубежом. Ну там, какие надои у коров, какой спутник запустили, что с целинными землями происходит? Как зовут нового космонавта и на какую планету он полетел?
Люди, конечно, потянутся ко мне и к Митьке: «Дайте и нам послушать, ребята. Мы, мол, тоже интересуемся».
А мы будем отвечать: «Пожалуйста, пожалуйста. Только в очередь встаньте, видите, сколько народу собралось. Наушники одни, а вас много».
Правда, кое-кого я бы в эту очередь не пускал. Особенно некоторых из старшеклассников…
Я несколько раз выходил на крыльцо. Сидел на нем и мечтал. На улице стояла весенняя радостная ночь, и знобкий ветерок забивался под наброшенную на плечи фуфайку. В преддверии скорого утра уже тренькали какие-то прилетевшие в деревню птахи, в лесу, на недалеком болоте, все кряхтел и кряхтел в весеннем азарте, призывал подругу заполошенный куропоть — самец куропатки. А над самой моей головой в темно-сером небе, словно куски рваной ваты, небыстро летели легкие сиреневые облака, с запада на восток. И прямо передо мной висела в просветленном уже небе северного апреля умытая весенней благодатью яркая луна. Она помаргивала мне широким своим расплывшимся левым глазом и как будто обещала, что тоже пошлет мне свое таинственное радиосообщение.
Утром очень хотелось спать, а на уроках душа немилосердно стремилась к Митьке, к интересному делу, к приемнику.
— Че, на крышу полезем? — спросил я Митьку первым делом, когда заявился к нему после уроков.
— Полезем, куда ж деваться, — кивнул он. — Только проволоку где достать медную? У меня точно нет. Может у твоего батьки?
У моего отца много чего есть, да только не про нашу честь. На такие дела особое разрешение потребуется. Но я видал в сарае на толстом старинном гвозде какой-то моток проволоки, кажись, медная и есть…
