Вот так разворот — поворот. Я и знать не знал, и слышать не слышал, что отец собирается приобретать приемник, да еще и антенну устанавливать. Уж я-то знал бы об этих приготовлениях в самую первую очередь. А теперь получается, что и проволока не уплывет в чужие руки и антенна на нашей крыше стоять будет, а не на чьей-то другой.
Я же говорю: мой отец из своих рук ничего просто так не выпустит. Мимо него даже таракан налегке не проскочит — обязательно на него чего-нибудь нагрузят.
Митька выручил всю ситуацию. Он, добрая душа, понял все правильно и вовремя вклинился в разговор.
— Дядя Гриша, давайте так и сделаем: антенну устанавливаем на Вашем доме и она будет работать на два приемника — на наш и на Ваш, когда вы купите.
Отец вдавил папиросину в замызганную пепельницу, представляющую из себя старое расколотое блюдце и сказал с видимым удовлетворением:
— Валяйте, ребята, начинайте. Только с условием: под моим контролем, а то мало ли чего, не дай, Господи. С крыши навернетесь, а мне за вас и отвечай. Когда собираетесь антенну ставить?
— Завтра после уроков.
— Вот завтра после уроков найдите меня и полезем на крышу все вместе. Пашка, тебе понятно? Ты первый ремня получишь, ежели самовольничать будете. Ясно вам, демократическая молодежь?
— Ясно, все ясно! — заорали мы хором. Мы с Митькой были счастливы от того, что все удачно так вышло.
Обратно к своим домам мы с Митькой шли вдоль деревни, по морскому берегу, уже сбросившему с себя тяжеленные зимние глыбы, по твердой, как асфальт, влажной песчаной кромке, мимо притихшей после ледостава морской воды. И мне воочию казалось, как по всей неохватной шири морского пространства и по всему громадному поднебесью летели в разные стороны прозрачные невидимые радиоволны одна за одной, другая за другой и ударялись о воздух, и создавали энергию. А потом, взбодренные удачно проведенным разговором, мы радостно загорланили боевую песню про то, как:
Средь нас был юный барабанщик
В атаку он шел впереди,
С веселым другом барабаном,
С огнем большевистским в груди.
Мы тогда знали мало хороших песен, а эта нам нравилась, потому, что она звала к подвигу наши мальчишечьи сердца.
А по синей — синей воде оттаивающего после холоднющей зимы моря плавали голубовато-белые льдины, еще не унесенные горними ветрами в морскую голомень, и на некоторых из них чернели продолговатые силуэты нерп, греющих жирные свои бока на проклюнувшемся наконец солнышке.
А на другой день… Хорошо, что он пришел тогда в нашу деревню этот самый завтрашний день. Тогда я доподлинно узнал, что мой отец нуждается и в этой антенне, и в том приемнике не меньше, чем я и Митька Автономов. Оказалось, что его самого все это бесконечно интересовало, как мальчишку какого-то. А я совсем не знал его с такой стороны.
