Аура Поку | страница 8
Другой исполнитель пел с чувством собственного достоинства:
Кокоатье спел нам несколько коротеньких песенок, особая прелесть которых состояла в том, что их смысл раскрывался не сразу и требовалась еще некоторая работа мысли, чтобы его понять. Соответственной была и реакция слушателей: они отвечали певцу не взрывом смеха, но тихим гулом одобрения, нараставшим по мере того, как прояснялась для них “соль” номера.
“Как-то раз поспорили летучие лисы (Так бауле называют гигантских летучих мышей), что висели на одном дереве, почему, собственно, они так боятся леопарда.
Одна сказала: “Из-за его огненного взгляда”. Другая: “Из-за его острых зубов”. Третья: “Из-за его длинного хвоста”. Четвертая: “Из-за многих глаз на его шкуре”. Так спорили они, громко крича, пока из кустов вдруг не показался леопард. И все летучие лисы мгновенно разлетелись, не спрашивая “почему””.
Кокоатье говорил: “Все, что я ни скажу, говорит со мной и моя лютня”. И время от времени вплетал в свой рассказ такой припев:
Иные сказители так мастерски владеют искусством слова, что даже сложные переговоры могут вести сплошь на одних образных оборотах, пословицах и поговорках.
Впервые я познакомился с бауле в 1933 г. во время поездки на Берег Слоновой Кости в связи с изучением негритянского искусства художественной резьбы. Я был поражен, встретившись с культурой, которая по своей самобытности и утонченности приближалась к лучшим африканским культурам, в частности к культуре Бакуба (Бельгийское Конго). Чтобы Заняться ею более основательно, я в 1934– 1935 гг. предпринял вторую экспедицию в эту область, па сей раз в сопровождении и при активной поддержке Мартина Липмана. Тогда-то я и услышал все эти мифы, сказки, басни и легенды. Я записывал их совместно с переводчиком Квами из Буаке и старался, насколько это возможно, оставаться верным оригиналу. Примерно треть собранного мной тогда фольклорного материала представлена в настоящей книге.
Почти все эти истории были рассказаны мне старыми людьми, и притом только мужчинами. Они приходили вечером в дом, отведенный нам деревенским старостой, садились на открытой веранде и при свете ночного фонаря, что стоял подле чурбана, заменявшего мне письменный стол, начинали рассказывать. Возле сказителей полукругом рассаживались знатные бауле в своих богатых бело-голубых одеждах, за ними, стоя, пристраивались остальные. Народу всегда собиралось много, но тишина была полнейшая.