Неделя шла за неделей и задержка следовала за задержкой. Пьяный солдат-англичанин ударил сипая — начался бунт, и все государственные дела остановились. Неверно записана телеграмма — и все деловые переговоры на время прекращаются. Все это мелочи — да, мелочи! Но увы, какие действенные мелочи! Какие фатальные!
В итоге случилось так, что я достиг совершеннолетия в Индии — о да, достиг, и имущество стало моим, но знайте, что я обрел и иное, нежданное наследие.
В то утро, когда моя душа должна была бы ликовать, я проснулся от духоты. Жара была невыносима, даже в такой ранний час. Облегчения ради я откинул одеяло и почувствовал странную пульсирующую боль в левом боку, которую я не мог объяснить.
Измученный болью, я опять заснул. Снова и снова, как мне показалось, я видел один и тот же сон. Мне чудилось, что в комнату входит отец и, наклонившись, шепчет мне на ухо:
— Семя, что было посеяно, дождется жатвы, кем бы ни был жнец. Будь стоек, ибо нет другого закона, кроме закона Бога. Природа и судьба — его слуги.
Слова эти еще звенели у меня в ушах, когда я проснулся — проснулся с чудовищной, ноющей болью, которая стала еще сильнее, чем прежде, и жутким ужасом перед чем- то, что я не мог объяснить и еще меньше понять. Хотя я весь день оставался в расстроенных чувствах, я написал Люси длинное и призванное казаться бодрым послание. В своем последнем письме она немало удивила меня, сообщив приятную, по ее мнению, новость: моя мать совершенно изменила свое отношение к ней, что очень обрадовало Люси; она несколько раз побывала в гостях у моей матери и в вечер того дня, которым было датировано письмо, собиралась к ней снова, чтобы поговорить обо мне и нашем будущем.
Сперва я решил, что подобные визиты необходимо прекратить. Невинные слова Люси наполнили меня дурными предчувствиями. Но в следующую минуту я не мог не устыдиться своей сыновней холодности и потому просто написал, что и вправду удивлен такой переменой в поведении моей матери и надеюсь, что общение с ней не вызовет у Люси никаких сожалений. Я не мог позволить себе сказать что- либо еще, но вся моя душа восставала против этой внезапной дружбы.
Снова и снова я перечитывал письмо моей милой и, останавливаясь время от времени и размышляя над ее нежными словами и еще более нежными мыслями, был несказанно счастлив. Я забыл свой сон, мрачные предчувствия и даже ужасную ноющую боль в боку, которая днем в течение нескольких часов причиняла мне величайшие страдания. Я утешал себя мыслью, что теперь, когда я достиг совершеннолетия, я могу в кратчайший срок избавиться от плантации, вернуться домой и услышать слова любви и нежности из уст самой Люси.
