Без очков, в темноте, выглядит он завораживающе. Словно сеть, сплетенную из маленьких звездочек, набросили на арочный каркас, а потом отдернули в стороны, позволяя мягкому желтоватому свету, освещающему главный холл, заполнить собой небольшой фрагмент площадки перед дворцом.
Дядя, который успел снять свой прибор ночного видения, не дожидаясь, пока нам навстречу выйдут те, кому положено это делать, помогает мне спуститься на землю. И снова его ладонь сдавливает плечо, словно напоминая, кто тут главный. Впрочем, едва мы оказываемся в холле, хватка ослабевает. Да и рука исчезает, потому что теперь мой родственник вынужден использовать ее в ином назначении — для приветствия.
В торжественной тишине, которую нарушают лишь наши шаги, слышится шлепок ладоней друг о дружку. Смуглой и белой.
Первая тут же возвращается на мое плечо, вторая прячется за черный глянцевый кафтан, украшенный на бортах перламутровыми полосами. Длинный, почти по колено, даже голенища сапог под него уходят. Когда-то это была любимая форма моего отца, теперь его брат носит ее с тем же удовольствием.
— Нашлась, значит?.. — задумчиво-мягко спрашивает дядя Ют. С некоторым сожалением даже. Я, конечно, не уверена, но мне кажется, что Тижина, одна из моих подруг, именно с его одобрения взялась устраивать мой побег. Ну не могла она без чьей-либо помощи провести меня через контролируемый безопасниками регента-императора запасной выход. А ведь именно в тот момент он так удачно оказался без охраны!
— Нашлась, — смешливо хмыкает дядя Джаграс. Сейчас его голос звучит совершенно иначе, нежели в разговоре со мной. Весело, иронично, беспечно. — Девочка перенервничала просто. И убегать больше не будет. Осознала, какое счастье упускает. Верно, Дейлина?
Он разворачивает меня лицом к себе, чуть склоняясь, потому как намного выше. Пальцы вцепляются в подбородок, заставляя поднять голову. Желто-зеленые глаза смотрят внимательно, однако мне и без этого зрительного контакта ясно, что шутливый тон — всего лишь маска. Дядя вообще крайне редко говорит просто, без наигранности и двусмысленностей. Впрочем, эта черта характерна для всех ипериан. Мама тоже была такой. Вызывающей, дерзкой. А уж на какие провокации пускалась, чтобы добиться своего… В итоге это стоило ей и отцу жизни.
— Верно, — покладисто подтверждаю, отгоняя от себя грустные мысли. — Можно мне идти к себе?
— Иди, — разрешает иперианин, выпрямляясь и откидывая за спину толстую зеленую косу, скользнувшую со спины вперед, когда он наклонялся.
