Давно некрашеная дверь открылась, и из темного коридора, в галошах на босу ногу и своих любимых, затёртых до дыр, многократно штопаных штанах, светя синевой татуировок на загорелом голом торсе вышел отец с маленьким плотницким топориком в руке.
– А, это ты? – без эмоций проворчал он. Ни радости, ни удивления отец не выразил, если не считать того, что топор бросил, да так, что тот косо воткнулся в скрипучее крыльцо. Для понимающих это означало и доверие, и радость, и удивление.
– Привет, батя! Ты что, дрова рубить собрался? Или головы?
– А! – махнул жилистой рукой отец. – Привычка дурная. А может, и правильная… У меня ведь тут всегда две-три «торпеды» дежурили, может, потому и живой остался. Как там мой наган – цел?
– Цел.
– Его Колька Жиган на почте забрал. А сколько из него за сто лет людей перекнокали? Может, царские офицеры из него на дуэлях стрелялись, потом девятьсот пятый год, потом семнадцатый, потом гражданская война, потом репрессии культа личности, потом Великая Отечественная, потом что-то еще… Может, его в расстрельной тюрьме использовали, может, еще где – народ-то валили всегда… Да и пока ко мне попал – тоже без дела не лежал, Жиган такой был пацан… Недаром его расшлепали…
– Чего ты про это вспомнил?
– Да то, что вещь-то нужная… Сейчас я бы ружьишко завел или еще лучше – обрез… Только биография не позволяет – на фер мне лишние проблемы?
Они обменялись рукопожатиями. Ладонь у отца была твердой и сильной, а кулак получался, как молот, отсюда и погоняло: в молодости, по первой ходке, отец насмерть замолотил какого-то беспредела. И Константин не верил, что у него сейчас нет пушки в заначке.
Отец закурил папиросу.
– Где ты «Беломор» берешь, он же, вроде, не продается? – удивился Ворон. – Сейчас другое курево в моде. Вон, Шаман, час назад сигарой баловался.
– Продается Костян, все продается. Только новую привычку не купишь. А Шаман кто такой? Обычный понторез. В былые времена шнырём бы бегал. В лучшем случае. А может, под шконкой бы ныкался.
Он выпустил ядовитое вонючее облако, даже на вид, напоминающее отравляющий газ Первой мировой войны.
– Поменьше бы ты курил, батя! Загнёшься же раньше времени!
– Раньше времени не бывает. Все в свое время уходят: каждому свой срок отмерян…
Из дома вышла мать, вытирая на ходу руки о передник.
– Правильно, сынок, хоть ты ему скажи! По две пачки в день выкуривает…
– Привет, мам! – Ворон поцеловал её в щёку, будто клюнул.
Отец поморщился.
