В Степи и Средней Азии этому способствовали неизменность населения и правление кое-где Чингисидских династий; в Средней Азии к названным факторам добавился своеобразный ренессанс имперской государственности при Тимуре, который, как известно, задался целью восстановить Еке Монгол Улус (захватил власть в Улусе Чагатая, завоевал бывший Улус Хулагу, разгромил Улус Джучи и умер в походе на минский Китай — недавнюю империю Юань). В Иране монгольское наследие наложилось на старые традиции издавна обосновавшихся здесь тюркских (огузо-туркменских) племен, которые пользовались на Среднем Востоке огромным политическим влиянием. В Московском государстве стимулом сохранения монгольского (здесь опосредованного золотоордынским) наследия являлась необходимость управления присоединенными к России бывшими ордынскими подданными с помощью татарских административных приемов.
Тенденция к объединению Степи после Монгольской империи угасла вместе с уходом кочевничества с мировой исторической арены. Как и после Тюркского каганата, на месте империи образовалось несколько наследных государств. Но в целом произошла явная деградация государственных структур, «маятник» вновь пошел в сторону стадии разрозненных кочевых общин. Правда, некое подобие интеграции наметилось в XVII в. Ойраты вышли за пределы своего исторического ареала и предприняли далекие миграции, сопровождая их завоевательными кампаниями против казахов, узбеков и ногаев. Но эти предприятия не имели целью создание очередного евразийского «Вечного эля» или «Великого улуса».
Да это было уже и невозможно. В ситуации, когда восточным ойратам (джунгарам) пришлось отбиваться от Цинов, а западным (калмыкам) — налаживать отношения с Московским государством, да еще при постоянных конфликтах среди ойратской знати и при отсутствии общепризнанного харизматического лидера, эта последняя вспышка объединительной тенденции не смогла обрести законченную форму.
В целом движение ойратов иллюстрирует угасание, уход номадизма с исторической арены. Символической последней точкой в трехтысячелетнем самостоятельном развитии и военном могуществе кочевников можно, наверное, условно считать битву под стенами Пекина в сентябре 1860 г., в ходе «второй опиумной войны», когда двухсоттысячная монголо-маньчжурская конница за несколько минут была рассеяна залпами британских орудий.
* * *
Эта книга включает три работы, изданные в разные годы. Исследование о государственном строе Монгольской империи было моей первой монографией. Оно создавалось на основе кандидатской диссертации, а та, в свою очередь, имела своим началом студенческую дипломную работу, написанную в 1983 г., под руководством моей «крестной» в науке, ныне профессора Уральского федерального университета Брониславы Борисовны Овчинниковой. За тридцать лет, прошедшие после выхода книги в свет, изучение кочевников Евразии продвинулось далеко. Невозможно даже просто перечислить значительные работы, созданные коллегами по этой проблематике. Приятно осознавать, что давнишний «кандидатский» опус не затерялся в море публикаций и продолжает, судя по ссылкам, служить источником для размышлений и рассуждений коллег.
