Анна Каренина. Не божья тварь | страница 49
Вот они: Алексей Александрович и сам является для кого-то сильным мира - и ему заискивающе кланяются. Но вот он сам встречается с вышестоящими чиновниками - и никакого заискивания! Он лишь, как нюансирует Толстой, старательно выжидает их взгляда в свою сторону. Да, не выпендривается, не держится с ними на равных - но это и невозможно и нельзя, ему бы никто этого и не позволил. Обычный чиновничий ранжир. Нисколько не отменяющий ни доброты, ни порядочности, ни чести, ни совести.
И еще заметим: если бы Анна и вправду так думала о муже, то ей не нужно было бы в оправдание этого мнения постоянно сравнивать с ним себя - постоянно доказывая себе, что она лучше. И что же это за доказательства? Да весьма сомнительные: ""Я дурная женщина, я погибшая женщина, - думала она, - но я не люблю лгать, я не переношу лжи, а его (мужа) пища - это ложь. Он все знает, все видит; что же он чувствует, если может так спокойно говорить?"
Хм... Человек, который не любит лгать, который даже, как утверждает о себе Анна, не переносит лжи, - такой человек и не лжет. Анна же делает это постоянно. Во всем романе нет ни одного появления Анны, которое обошлось бы без ее лжи. И только в последней сцене, решив покончить с собой, она говорит о себе всю ужасную правду. Таким образом, она еще и еще раз приписывает мужу то, что свойственно ей самой.
А вот о том, почему Алексей Александрович медлит, почему он никак не решится изменить ситуацию, мы уже говорили - он боится совершить ошибку, он боится, что его решение роковым образом подтолкнет его жену в еще большую пропасть, и он продолжает страдать и терпеть ее выходки, не зная, как поступить. Все это есть в романе, все это многословно описано Толстым, поэтому достаточно лишь сопоставить эти слова Анны с описанием внутренних раздумий и сомнений Алексея Александровича, как тут же станет ясно, что Анна просто оговаривает мужа - в очередной раз. И это уже не удивительно.
Удивительно другое. С презрением отказывая мужу в уважении, она готова немедленно реабилитировать его в собственных глазах, но при одном условии: если он убьет Вронского! Ее любимого, между прочим. Еще раз прочитаем этот отрывок:
"Я дурная женщина, я погибшая женщина, - думала она, - но я не люблю лгать, я не переношу лжи, а его (мужа) пища - это ложь. Он все знает, все видит; что же он чувствует, если может так спокойно говорить? Убей он меня, убей он Вронского, я бы уважала его. Но нет, ему нужны только ложь и приличие", - говорила себе Анна, не думая о том, чего именно она хотела от мужа, каким бы она хотела его видеть".