] <...> - Я вам давно это хотела сказать, - продолжала она, решительно глядя ему в глаза и вся пылая жегшим ее лицо румянцем, - а нынче я нарочно приехала, зная, что я вас встречу. Я приехала сказать вам, что это должно кончиться. Я никогда ни перед кем не краснела, а вы заставляете меня чувствовать себя виновною в чем-то. [
знай же: отныне ты один будешь во всем виноват]
Он смотрел на нее и был поражен новою духовною красотой ее лица. [этого-то мы и добивались]
- Чего вы хотите от меня? - сказал он просто и серьезно.
- Я хочу, чтобы вы поехали в Москву и просили прощенья у Кити, - сказала она, и огонек замигал в ее глазах. [если поедешь - пеняй на себя]
- Вы не хотите этого, - сказал он.
Он видел, что она говорит то, что принуждает себя сказать, но не то, чего хочет. [дурачок, именно это я и хочу тебе показать]
- Если вы любите меня, как вы говорите, - прошептала она, - то сделайте, чтоб я была спокойна. [святая женщина! просто святая!]"
Далее лицо его сияет, он пылко признается ей в любви, она делает вид, что изо всех сил сопротивляется, что долг для нее превыше всего, но при этом она останавливает на нем взгляд... и взгляд ее полон любви. После чего, как бы мучительно собравшись духом, она снова убеждает его больше никогда не говорить ей о любви и вообще остаться друзьями - и взгляд ее при этом опять говорит о другом. В общем, отталкивая приближаю - еще один принцип манипулятора.
И тут Вронский произносит решающую фразу, сам того не понимая, что - решающую: "Ведь я прошу одного, прошу права надеяться, мучаться, как теперь..." Мучаться - то есть быть кем-то мучимым. Какая сладкая перспектива для мучителя! С этой минуты Анна окончательно уверена: она нашла свою жертву.
Тут появляется муж. "Оглянув жену и Вронского, он подошел к хозяйке и, усевшись за чашкой чая, стал говорить своим неторопливым, всегда слышным голосом, в своем обычном шуточном тоне, подтрунивая над кем-то".
Завязывается разговор. Но Анна и Вронский даже и не подходят к беседующим. Разговор продолжается - Анна и Вронский продолжают все так же уединенно сидеть в уголке. Кто-то замечает, что это уже становится просто неприлично... Анна и Вронский сидят. Их поведение становится откровенно вызывающим, и это начинает всем действовать на нервы. Но Анна и Вронский продолжают сидеть... Теперь они начинают чуть ли не открыто всех раздражать - недовольные взгляды в их сторону усиливаются. Но Анна и Вронский не двигаются.
