— Ну, сынок, с богом, вот здесь и прорубим прорубь. Место глубокое, значит, и рыба должна быть.
Упорно долбили они звенящий, брызгающий острыми осколками лед. Десять, двадцать сантиметров. Вода! Раскалывают пополам льдину, вытаскивают ее по кусочкам наверх. Над прорубью поднимается пар. Дед и Сташек молча опускаются на колени и глядят в прорубь. Ждут, высматривают рыбу, которая — если она здесь есть — должна всплыть, чтобы глотнуть воздуха. Проходит минута, вторая, десятая. Есть! На поверхности появляется одна, другая. И в небольшой проруби начинает бурлить и клокотать вода. Некоторые более крупные и сильные рыбы бьются о воду, подпрыгивают вверх. Сташек не верит своим глазам.
— Ну и рыбы же здесь! Жаль, не взяли с собой ковша. Чем теперь будем брать ее?
Дед Ефим, не скрывая удовлетворения, снисходительно улыбается.
— Ковш возьмем завтра. А сегодня будем таскать рыбешек вот так! Вот так! — И каждый ловко нанесенный удар острогой попадает в рыбу. Дед раз за разом выбрасывает на лед добычу: то щуку, то окуня, то жереха, то большую с красными плавниками плотву. Рыба секунду трепещет, бьется о лед, но почти тотчас же застывает и превращается на сорокаградусном морозе в ледяную сосульку. — Ну, — говорит дед, — сегодня на уху хватит, а за остальной придем завтра. Пора возвращаться на зимовку, сынок, а то как бы ночка темная не застала нас здесь.
Сташек собирает в охапку, как дрова, замерзшую рыбу. Переживает только, как бы до завтрашнего дня рыба куда-нибудь не ушла. Дед, теперь уже более разговорчивый, успокаивает его, рассказывает по дороге о рыбьих повадках.
— …Рыба хотя существо и водное, однако без воздуха жить не может. Задохнется подо льдом или замерзнет на мелководье. Понимает она это или нет, но то, что хитра, — это уж точно. Как только лед начинает расти, не пропускает воздух, рыба ищет глубину, прибрежные ямы. Целые стаи их там собираются. Теперь-то уж такой рыбы мало, исчезает почему-то, да и человек не щадит ее, а вот раньше! Помню, когда я еще был таким, как ты, мальчонкой и со своим, блаженной памяти, отцом ходил искать ямы, то, бывало, пару саней, груженных рыбой, из одной такой проруби привозили…
Только на третий день вывела Ульяна свою бабью бригаду на работу. Шла первой, закутавшись в толстый шерстяной платок, в подпоясанной веревкой телогрейке, в стеганых ватных брюках, в белых по колено валенках и словно былинкой размахивала небольшим топориком. Следом за ней семенили остальные женщины. Сташек и дед Ефим замыкали шествие. Ульяна вела все время вверх, пробираясь сквозь дремучую тайгу с могучими соснами и лиственницами. Они отошли от зимовки километра на два, наконец Ульяна вывела их из глубокого яра на склон горы. Остановилась. Уставшие женщины тяжело дышали, клубы пара на морозном воздухе вырывались при каждом выдохе.
