— Пан сержант!
Сташек обернулся. Перед ним стояла Клара. Прекрасная, будто сошедшая с картинки. Седые волосы собраны с большой пучок, на них наброшена белая газовая косынка. Изумленные глаза. Мягкая улыбка.
— Клара! Здравствуйте. А я как раз ищу вас и Эву.
— Эва спит после ночного дежурства. Вот обрадуется! Моя смена сейчас кончается, давайте пойдем вместе к Эве.
— Я не помешаю?
— Да что вы! А я, я хочу сердечно поблагодарить вас за то, что вы сделали для меня. Эва мне все рассказала.
Они шли по улицам городка. Девушки жили недалеко, за госпиталем. На приморском бульваре, где лишь в нескольких местах были еще видны следы бомбежек, они присели в тени каштана. Клара рассказывала о себе:
— …со Старувки[12] до центра города мы пробирались каналами. Если бы еще одни, но ведь с нами были раненые. Некоторых из них приходилось тащить на себе. Немцы бросали в люки дымовые шашки, гранаты. Это был настоящий ад. Но мы все-таки прошли. Центр города еще удерживали наши. Раненых мы разместили в жилом доме с внутренним двориком, напоминавшим колодец. Но это были последние часы восстания. В дом ворвались немцы, начали расстреливать раненых, жгли из огнемета. За мной помчался какой-то пьяный эсэсовец. Может, потому, что он был пьяный, мне удалось скрыться. Я спряталась в развалинах, а ночью добралась до своих. Когда восстание было подавлено, я затерялась в толпе гражданских лиц, которых гнали из пылающей Варшавы. Согнали всех вместе в лагерь в Прушкове. Оттуда отбирали молодых женщин и девушек на работу в Германию. Так я попала в Зеленое, к баронессе фон Клейст…
— Клара…
— Знаю, вы не хотите, чтобы я возвращалась к этим кошмарным воспоминаниям. Я вам за это благодарна. Но вы не бойтесь. Вот если бы я снова очутилась в Зеленом или вдруг встретила эту страшную бабу… Бр-р!
— Не надо, Клара.
— Ей все хотелось сделать меня своей наложницей. Меня били, запирали в темный, затхлый подвал, где полно было крыс… В один из дней я вдруг перестала существовать. Потеряла память. Только здесь, в госпитале, я поняла, что война закончилась, что снова есть Польша. Врачи, русские девушки, санитарки, а особенно медсестра Лена Рубцова, очень заботились обо мне. Мы все изревелись, когда они уезжали. Обещали написать.
— Может, у вас есть их адрес? Вы ведь знаете, что я встретил здесь своего друга…
— Знаю! Того молодого, без ног. Воронина. Его отправили отсюда раньше. Он даже немного говорил по-польски. Рассказывал о вас, когда мы приходили с Эвой проведать Дубецкого. Какой мужественный парень. Боже мой, такой молодой — и без обеих ног. К сожалению, он так нам и не написал. Адрес, как вы понимаете, они не могли оставить, сами не знали, куда переводят госпиталь.
