— Она была одна?
— Да нет, я же сказала, с каким-то… — Виноградова замялась, подыскивая слово. — Простите меня, конечно, девушка, но я таких на самых худших вызовах не видала.
— Как он выглядел? — Мои вопросы были точны и конкретны.
— Мерзкого вида, голос такой гундосый, чем-то похож, извини уж меня, пожалуйста, Димочка, на тебя… В очках, такой же, как у Димки, нос. Но, чисто по-женски, — она приложила руку к груди, — ты, Димка, лучше. При всем моем неоднозначном отношении к тебе.
— Что он говорил?
— Да ничего не говорил, стоял и ждал ее, будто на шухере…
— А почему же тогда ты говоришь, что голос у него гундосый?
— Ну, сказал он ей пару фраз типа «Пойдем, в следующий раз заглянем как-нибудь».
— Но чем она обосновывала свои требования насчет пяти штук баксов?
— Хамством.
— То есть?
— Ну, наша праведница, — снова съехидничала Виноградова, — знаменитая на весь Тарасов своим целомудрием, заявила мне с ходу, что я, в отличие от нее, опустилась дальше некуда, тру своим телом столб, продаю себя направо и налево чуркам нерусским… А мать моя про это ничего не знает… Но вполне может узнать, благодаря стараниям доброжелательницы, а сердце у старушки слабое, может и не выдержать такого.
— Короче, она требовала пять тысяч за свое молчание?
— Да. При всем том, что я всего-навсего восемь здесь заработала за два года.
Виноградова заметно сникла. Она присела на скамью, затянулась сигаретным дымом.
— Вы меня извините за такой прием, ну… в начале нашего разговора. Вы, надеюсь, понимаете, что у меня с нервами непорядок…
— Нет проблем, — коротко ответила я. — Лучше расскажи, на чем вы расстались.
— Я послала ее куда подальше.
— А она?
— Думаю, с родней она меня рассорит окончательно, если, конечно, решится на такую подлость.
Деньги я ей все равно не дам. Так что, может быть, только из вредности… Но она обещала в скором времени навестить меня, надеясь на мое благоразумие.
Она прямо так и сказала, улыбнувшись в дверях своей знаменитой лицемерной улыбкой… Клеопатра, мать ее за ногу!
Виноградова подняла голову и гордо приосанилась. Видимо, она вспомнила тот самый эпизод из своей жизни, когда роль Клеопатры светила и ей.
И она не думала еще о том, что через несколько лет окажется в одной из стран ближнего зарубежья и будет играть совершенно другую роль. Роль проститутки, пускай элитной и высокооплачиваемой…
По лицу Ларисы текли слезы, и она каким-то поникшим голосом, словно вспомнив, что она актриса, а не шлюха, сказала:
