При ее приближении из калитки появился высокий усатый мужчина в белой куртке с голубым клеенчатым фартуком поверх нее и в форменной фуражке. Маргарита прошла бы мимо, но человек этот вдруг заговорил с нею:
— Доброе утро, фрейлейн Маргарита-Виктория!
Она даже вздрогнула. Остановилась, подняла глаза — вот уж действительно маскарад: перед нею стоял Ганри Манинг!
Он тут же нахмурил брови, хотя глаза его улыбались.
— Нельзя показывать, что вы знаете меня. Приходите завтра в восемь вечера в кафе «Старый Рейн», я буду ждать. И не смотрите так, пожалуйста.
Униформа мясника, небритый подбородок, фургон, терпкий дух парной крови — какое мерзкое обрамление... Но это он, Ганри Манинг, непонятный, удивительный человек, которого она так ждала и которому так верила.
Он закрыл задние дверцы фургона, сел за руль, развернулся и тихо поехал в переулок, а Маргарита все еще слышала частый стук собственного сердца...
В кафе «Старый Рейн» она пришла в половине восьмого, села за столик в углу.
Когда, распахнув портьеру, на пороге зала возник одетый с иголочки молодой красавец с фатовскими усиками, Маргарита только раз мимолетно взглянула на него и отвернулась к окнам — какое ей дело до всяких ресторанных завсегдатаев! Но этот господин, минуя свободные столы, направился прямо к ней.
— Вы разрешите, мадам?
Перевоплощение из мясника в богатого сноба было столь полным и разительным, что Маргарита сама ощущала, какой у нее глупый и беспомощный был вид в тот момент, когда она подняла глаза в ответ на эти слова. Да, это был человек, которого она в Берлине называла Ганри Манингом, а вчера видела за рулем автофургона, но не подойди он к ней вплотную — Маргарита ни за что бы его не узнала.
— Прошу вас, садитесь, — еще не справившись с растерянностью, сказала она.
— Ну, здравствуй, Грета, — произнес он тем знакомым по Берлину голосом, который мягко напутствовал ее перед поездкой в Базель и звучал потом у нее в ушах всю дорогу.
Пожалуй, тут она окончательно отдала себе ясный отчет в собственных, глубоко затаенных чувствах, которые пустили первый смелый росток в жаркий день на озере Ванзее. Теперь она могла без всякого ложного стеснения признаться самой себе, что на свете для нее нет никого дороже этого Ганри Манинга, или кто бы он там ни был и как бы ни именовался. По-детски облокотившись на стол и подавшись всем телом вперед, она тихо сказала:
— Здравствуй, Ганри.
— Поговорим о деле, — сказал Гай. — Но сначала закажем чего-нибудь.
