— Я тебе… покушать принёс… братишка… — цедил сквозь зубы я, а храм содрогался от утробного рыка.
Когда лицо его посерело, я понял, что не готов к тому, что сейчас произойдёт. Что ни разу не делал ничего подобного, не убивал никого, не забирал трофейную сущность, что…
Мир размыло ещё сильней, и мысли смолкли. Я больше не тянул трос в разные стороны — не нужно было. Мягкий труп так и не женившегося на Сун китайца медленно, как сквозь воду, опустился к моим ногам, а на меня таращилось нечто тощее, высокое, с длинной шеей, торчащими над мешкообразным пузом рёбрами, с тонкой серой кожей и маленьким бездонным провалом рта.
Я не знал, что делать. Сущность, будто бы поняв это, несмело двинулась вбок, к пальмовому лесу, почему-то голому и корявому. Я инстинктивно двинулся навстречу. И вот сейчас мне было действительно страшно, сейчас я и правда готов был стригануть вниз по шоссе, подальше от этого азиатского слендермэна! Но я пересилил себя, хоть и стоило это почти всего самообладания. Вытянул дрожащую руку и непослушным языком выпалил первое, пришедшее на ум:
— Покорись!
Оно толком не отреагировало, разве что перестало сдвигаться к голому и корявому, как после ядерного взрыва, лесу.
— Покорись!.. — голос предательски дрогнул, и я понял, что это для твари маячок.
Рот из провала размером в куриное яйцо превратился в еле различимую точку. Тощие узловатые руки поднялись от колен и будто бы поманили меня. Я сглотнул и… попятился?..
— По… покорись…
Меня непреодолимо потянуло к нему, я заскрёб ногами, как щенок, впервые посаженный на цепь, но всё без толку — будто бы очутился на долбаном эскалаторе! Страх пронзил каждый нерв, волосы вздыбились — я ясно ощутил, что не то что не вижу выхода, а что выхода нет! Я не справился, не совладал, и теперь…
“Покорись”.
Голос был спокойным и уверенным. Не моим, но исходившим изнутри моего храма. А ещё — тёплым, если таковым может быть голос. Тварь уронила руки и верной собачонкой метнулась ко мне, набросилась на руки, обвила их размывшимся в туман телом, наползла на лицо и втекла в глаза, рот и уши.
Я дрожал, стоя на четвереньках посреди лесной дороги. И почему-то боялся слишком глубоко вдохнуть, будто закашлявшись мог случайно выплюнуть тощего урода наружу. Рядом валялся Ли. Лицо его теперь стало вполне обычным и будто бы даже счастливым…
“Треньк-треньк!”
Подняться удалось еле как. Голова кружилась настолько, что я не устоял и упал на задницу.
“Треньк-треньк!”
