Нешто я нелюдь какая, думала Забава, нешто не понимаю — нет вины Харальда в том, что чернота на него находит. Все потому, что отец у него не человек, а нартвегский бог. Но отца себе не выбираешь. Рождаешься, а он уже есть…
И Забава, пока Харальд одевался, его не тревожила. Будет время, еще спросит об этом — но потом, когда-нибудь.
Хотя что тут спрашивать? Если Харальду было бы что сказать, и захоти он этого — давно бы рассказал.
Забава пригладила ладонью платье из тонкой шерсти, крашенной в синий цвет, и темный, и яркий одновременно. Могла ли она подумать всего три месяца назад, что будет носить такое? А Тюра с Гудню еще говорили, что надо бы золотым поясом его украшать. Каждый день…
Она закончила одеваться, выскочила за дверь. Поздоровалась со стражниками, уже ждавшими ее у выхода, и побежала к псарне. Выгуливать подросшего Крысеныша.
Забава носилась за сараями, радостно тявкавший пес прыгал рядом, когда от одного из сараев, к ней метнулась какая-то женщина. Стража, до этого лениво трусившая следом, сразу рванулась вперед. Забаву обступили, и широкая спина одного из стражников заслонила обзор как раз со стороны подбежавшей бабы.
— Хозяйка, — выкрикнул с дрожью женский голос — на родном наречии Забавы. — Мне больше пойти не к кому — только к тебе. Заступись, если можешь.
— Посмотреть дайте, — потребовала Забава у мужиков, стеной стоявших перед ней.
Те не двинулись. И она просто прыгнула вбок — а потом увидела сложившуюся калачиком женщину. Вставшую на колени и уткнувшуюся лбом в снег. В темном одеянии рабыни…
В следующее мгновение стражники опять обступили, отрезая бабу, сложившуюся в темный комок на снегу. Крысеныш, решив, что с ним играют, тут же запрыгал рядом с мужиками, залаял.
Ненавидь, вдруг вспомнила Забава уроки Харальда. Но не позволяй себе бояться.
И сказала тихим напряженным тоном, вскидывая голову:
— Ярл приказал — не пускать на берег. Вечером — в опочивальню. Тут не берег. Не вечер. Прочь. Я хочу посмотреть.
— Это может быть опасно, Кейлевсдоттир, — проворчал один из стражников, оборачиваясь к ней. — Откуда мы знаем, что у этой рабыни на уме? Я ее в крепости до сегодняшнего дня не видел. Кто она, откуда здесь взялась? А если метнет нож?
— Да и кричит она не пойми что, — не оборачиваясь, заметил другой.
— Я понимаю, что кричит женщина, — по-прежнему напряженно сказала Забава.
И, сообразив, что переубедить стражников, закрывавших ее собой, трудно, а рабыня меж тем лежит в тонкой одежонке на снегу, крикнула на родном наречии:
