– Залезай смело, – подбодрил карлицу Ноэль, – я не позволю тебе упасть. Честь рыцаря запрещает мне это.
– Но не наглей, не на диване, – напутствовал подружку шут. – Засидишься – он выбросит тебя в окно, прямо в заросли тернового куста.
Вздохнув, собравшись с духом и заранее улыбаясь, зная, что в любом случае зрители захлопают в ладоши, Липерта повернулась и, задрав ногу, как ни в чем не бывало, уселась на ладонь.
Зал замер. Казалось, у людей остановилось дыхание, настолько все были поглощены небывалой сценой, развернувшейся на их глазах. Никто не произнес ни звука, все с интересом глядели на эту ладонь и на рыцаря с совершенно бесстрастным выражением лица. Ни один мускул не дрогнул на нем, и рука оставалась недвижной, будто не карлица, а годовалый ребенок уселся на нее. Наконец послышались охи, ахи, и по залу пробежал возглас восхищения. Кто-то негромко проговорил:
– Клянусь всеми святыми, в это невозможно поверить! Что же сделает этот человек с врагом, окажись тот в его руках!..
– Если бы кто стал рассказывать мне об этом, выдавая за чистую монету, я рассмеялся бы ему в лицо! – воскликнул другой.
Генрих и сам был удивлен, да так, что даже рот раскрыл. Епископ тоже выглядел довольно обескураженным и, цокая языком, покачивал головой. Одна Агнес осталась невозмутимой, с улыбкой глядя на брата. Глаза ее горели восхищением.
Наконец, почувствовав, видимо, как дрогнула рука рыцаря или вспомнив о терновом кустарнике, Липерта задвигалась и соскользнула на пол. И тотчас зал разразился овациями.
Шут, кажется, остался доволен, как могло показаться со стороны. Однако, схватив за руку подружку и потащив ее обратно, он сказал Ноэлю:
– Это не всё, Самсон. Не уходи, я подвергну тебя еще одному испытанию.
И они оба исчезли за дверями. Тотчас оттуда послышался шум, чья-то ругань, тяжелый топот множества ног. Потом раздался скрежет, глухие удары; что-то стали везти, царапая пол; казалось, несколько человек, кряхтя, тащат нечто увесистое, что невозможно поднять.
Двери раскрылись. Показался Полет, вернее, его спина. Пятясь задом, он волочил по полу какую-то вещь. Слуги, помогавшие ему, застыли в дверях, не решаясь войти. Он цыкнул на них, и они исчезли. А он всё продолжал тащить некий длинный предмет, вероятно, неимоверной тяжести. Вскоре все увидели: шут пыхтел над огромным двуручным мечом. Поднять это оружие было под силу разве что силачу. И драться тот мог бы, держа этот меч обеими руками. Понятно, попади лезвие в цель, оно разрубило бы человека вдоль, с головы до ног, точно щепку. Вне всякого сомнения, требовалось определенное время, чтобы поднять такой меч и взмахнуть им. Противники с таким оружием в руках походили на двух титанов. Встречаясь, клинки издавали звон, от которого человек мог оглохнуть.
