Лили выбежала из театра под мелкий ледяной дождь и на мгновение остановилась. Она тяжело дышала, ее трясло от холода и навязчивого страха. Волосы медленно намокали и тяжелым покрывалом оседали на плечи.
– Лилия Александровна? – Шофер вылез из отцовского «Шевроле» и поспешно открыл ей двери. – С вами все в порядке? Вы бледны.
Она не ответила. Провела рукой по лицу, размазывая грим, который забыла смыть.
– Домой, – коротко обронила она и спряталась в теплом салоне автомобиля.
Через стекло Лили безразлично скользила взглядом по центральному Велидару, где кипела жизнь даже в непогоду. Знакомый мост, и вот они в старой части города. Улица Элитная, на которой стоял роскошный особняк Тигрова в окружении вечнозеленых туй.
Шурша колесами по гравию, «Шевроле» мягко подъехал к парадному входу. В окнах загорелся свет. Дом готовился к вечерним сумеркам.
Лили взбежала по ступенькам, стараясь выбросить из головы надоедливые слова: спаси ее и, возможно, спасешь себя. Она хлопнула дверью, отрезая серый дождь от теплого домашнего уюта, и застыла на пороге, пригвожденная усталостью. Но спустя несколько минут заставила себя дойти до гостиной, где обычно проводила время мама.
Родители действительно находились в комнате. Александр Николаевич с бокалом красного вина грелся возле камина, а Марина Андреевна с интересом разглядывала большую книгу с позолоченными страницами.
– Лили! Ты вовремя. Отец как раз рассказывал о встрече с графом Мавросом. – Женщина светилась мягкой улыбкой. Возраст выдавали морщины возле рта и сухая кожа. В черных волосах мелькала лукавая седина, но Марина Андреевна все равно оставалась фарфоровой куколкой, какой всегда была. Тонкой, изящной, нежной.
– Смотри, какой подарок он нам сделал, – она потускнела, заметив подавленное состояние Лилии. – Солнышко, что случилось? Концерт прошел неудачно? Я говорила, что мне стоило пойти, а ты упрямилась.
– Нет, мама. Все прошло отлично. И ты уже видела этот спектакль. – Лили села рядом и утонула в мягкой спинке дивана. – Я, наверно, перетрудилась в последнее время и заработала мигрень, – невинно солгала она.
Так привычно прозвучало ее оправдание.
– Да, жизнь балерины – это каторжный труд, сбитые в кровь пальцы и головные боли, – заключил Александр Николаевич.
Лили покосилась на него и отметила небывалый подъем духа. Видимо, сегодня произошло нечто, что не просто порадовало его, а вознесло до небес.
– Ты говорила, что папа встречался с графом? – наконец опомнилась она.
