Дерзкая помолвка | страница 34



— Все равно нужно будет организовать пробный ужин заранее, и мы могли бы пригласить журналистов. Если выбрать правильный ракурс, отсутствия елки никто не заметит.

— У вас есть контакты в этих журналах? — спросила Виктория.

— Нет, к сожалению. Значит, украшения, мастер-классы, еда, сам бал. Как насчет костюмов? У вас есть платье того времени?

— Есть, но дневное, из батиста, а для бала необходимо шелковое, — пояснила она.

— Я бы сказал, Золушка, вы поедете на бал, но вы его сами организуете, и вы дочь владельца особняка, а не служанка.

Виктория поморщилась.

— Что я такого сказал?

— Ничего.

Он взял ее за руку.

— Виктория, я просто дразнил вас. Это была моя жалкая попытка намекнуть, что мне хотелось бы и мой костюм с вами обсудить. Если вы, конечно, не против моего присутствия на балу. И билет я куплю обязательно.

— Угу, — промямлила она.

Он вздохнул.

— Ну скажите мне, в чем дело, пожалуйста. Чтобы я больше не наступал на те же грабли.


Это постоянно ее мучило, разъедая душу и заставляя работать до изнеможения.

— Поделитесь со мной, — мягко сказал он, по-прежнему держа ее за руку.

И Виктория сдалась. Надтреснутым голосом она прошептала:

— Я и есть Золушка. Я приемная дочь.

— И тем не менее вы здесь единственная хозяйская дочь. Родители в вас души не чают. Ваш отец такие дифирамбы вам пел, когда мы беседовали с ним в саду.

— Это не… — Она глубоко вздохнула. — Родители думали, что не могут иметь детей. ЭКО не сработало. Они меня удочерили. А потом мама забеременела. Но они всегда считали меня такой же родной дочерью, как Лиззи. Я же думала, что если им суждено было потерять дочь, то приемную, а не родную.

— Это в вас говорит чувство вины выжившего, — сказал он. — Вы к себе несправедливы.

— Я дала клятву Лиззи на смертном одре, что позабочусь о родителях и о доме. Буду настоящей Гамильтон. — Виктория судорожно сглотнула. — Лиззи должна была унаследовать особняк. Она ведь была кровной дочерью. Я приняла это. Но потом… — Виктория зажмурилась и отвернулась, не в силах видеть сострадание на его лице. — Лиззи умерла. Папа сделал все возможное, чтобы особняк перешел ко мне, а не к дальнему родственнику по мужской линии. Но я всего лишь хранительница, а не владелица дома.

— Послушайте меня, — мягко произнес он. — Вы настоящая наследница, и дом по праву принадлежит вам. Вы его душа и сердце. И не важно, что не по крови. Вы любите дом и свою семью, а это главное.

— Угу, — промычала она. — Но поэтому…