Серебристый внедорожник припаркован не далее чем за три места от нас, и Марк Келлер, любимый внук Энн и Митча Келлер и парень, которому я подарила свой первый и последний поцелуй; парень, чьи инициалы вырезаны рядом с моими под самой верхушкой дерева Хэкмена, – подходит к своему автомобилю. Он останавливается, когда видит меня, но, в то время как я пытаюсь соскользнуть с сиденья вниз, чтобы спрятаться, ему хватает короткой паузы, чтобы сглотнуть удивление, прежде чем направиться прямиком ко мне.
– Нет, нет, нет, нет, нет… – бормочу я, пока он приближается. Мэгги слишком увлечена: танцуя шимми[19] под мелодию собственной песенки про заварной крем, она роется в своей бездонной сумке в поисках наличных и отвлекается, только когда он постукивает в мое окно.
– О, как мило, они теперь торгуют у обочины? – спрашивает Мэгги. – Скажи ему, что мне нужна всего одна минута. – Она вытряхивает половину содержимого сумочки на колени.
Я не отвечаю ей; вместо этого делаю решительный вдох и открываю пассажирскую дверцу. Марк отступает на шаг, чтобы я могла выйти, но не проявляет особой вежливости. Закрывая за собой дверь, я молю о том, чтобы Мэгги подольше оставалась в машине, пока я не избавлюсь от него.
– Просто приехала за заварным кремом, – говорю я, глядя поверх его плеча. – Я не знала, что ты будешь здесь.
Не вынимая рук из карманов, он наклоняется вперед.
– Привет, Брук. Я тоже рад тебя видеть. Как я? В порядке, спасибо, что спросила.
Я переминаюсь с ноги на ногу и встречаюсь с ним взглядом. Раньше мне казалось, что глаза у него оттенка шоколада на фоне слегка загорелой кожи, теплые, с золотистым отблеском, заметным лишь с некоторого расстояния. Заглядывая в них сейчас, я не испытываю ничего, кроме желания отвернуться. Я пытаюсь шагнуть в сторону, но он рукой загораживает мне путь. В следующее мгновение я слышу, как распахивается водительская дверца и Мэгги наклоняется, чтобы собрать вывалившиеся из сумочки вещи.
– Ничего не говори, – шепчу я, сжимая его запястье.
Марк бросает взгляд на Мэгги и снова переводит его на меня.
– А чего я не должен говорить? – спрашивает он, даже не стараясь понизить голос. – Что все и всегда должно быть по-твоему, да?
– Если хоть когда-нибудь я что-то для тебя значила, ты сейчас же уйдешь. Пожалуйста. – Последнее слово я выдавливаю сквозь зубы.
– Если ты что-то для меня значила? Если? Это ты разорвала наши отношения, не я.
У меня инстинктивно дергается рука. Желание влепить ему пощечину непреодолимо.
