– Пациента-англичанина? – Сердце Руби подскочило в груди. – Раненого солдата?
– Думаю, да, – кивнул капеллан. – Очевидно, он не в себе, он даже не знает своего имени – или, по крайней мере, не говорит.
– Когда узнаете, дайте мне знать, хорошо? – Она услышала собственный голос, тонкий и умоляющий.
– Дорогое дитя, – он накрыл ладонью ее руку. – Конечно сообщу.
Табби пошел к барной стойке, чтобы заказать еду, и Руби изо всех сил пыталась заглушить свербящую мысль в голове: что, если пациент-англичанин каким-то чудом действительно оказался бы Берти? В конце концов, именно тут, в Хоппештадте, она почувствовала его присутствие в первый раз за много месяцев или даже лет. Как это можно объяснить? Она молча пыталась урезонить себя: абсурдно даже представить такое – слишком мало шансов. Но случайное замечание Табби разожгло в сердце пламя, которое разум никак не мог погасить. Вдруг она вспомнила, что сказала тетя Фло, когда вернулась после сеанса. Тот медиум сказал ей, что Берти выздоравливает в больнице.
Английский пациент в больнице Хоппештадта? Она собралась было попросить Табби отвести ее к англичанину прямо сейчас, но ее отвлекло появление вчерашней женщины из Швейцарии, тащившей за руку сына. Взгляд рассеянный, лицо бледное, напряженное, седеющие волосы растрепаны, она, похоже, не видела Руби или, во всяком случае, не признала ее. Джинджер попыталась предложить им столик у окна, но женщина целенаправленно двинулась к тому, что стоял в самом темном углу в дальней части кафе.
Руби украдкой наблюдала за ними. Они сидели, склонив головы. Женщина что-то невнятно пробормотала, мальчик ответил, затем она наклонилась к его уху и зашептала, что-то объясняя ему. Он снова заговорил, но мать приложила палец к губам, оглядываясь вокруг, как будто опасалась, что их кто-то услышит. Но что поразило Руби, даже больше, чем их странное поведение, это выражение лица швейцарки – как у загнанного зверя. Когда Руби удалось мельком бросить еще один взгляд на них, бедная женщина уже сидела с неестественно прямой спиной, глядя в стену перед собой. На щеке блестела слезинка, которую та даже не пыталась вытереть. Такое молчаливое страдание было почти невыносимо наблюдать.
– Дорогая моя девочка, что тебя беспокоит? – спросил Табби, возвратившись к их с Руби столику.
– Там, за вашей спиной – женщина, – кивнула Руби. – С ней ее сын. Они из Швейцарии, мы познакомились с ней вчера вечером в гостинице. Но она выглядит ужасно расстроенной. Я не знаю, как ей помочь.
