Ей не следовало уходить из дома, чтобы попить молока. Если бы она осталась дома, как велела Мария, эта синьора не обнаружила бы ее.
– Мамы нет, – пробормотала она, и на нее нахлынуло отчаяние.
Нужно было что-то сделать, выгнать эту женщину, которая смотрела на нее, как мама смотрела на быстро бегающих по потолку гекконов.
– Мама скоро вернется. Она в магазине, – добавила Анжелика, стараясь быть убедительной.
Но казалось, что эта женщина знала, что это неправда. Неправда – это нечто выдуманное. Она нужна, чтобы приставалы держались от тебя подальше. Этому ее тоже научила мать. Приставалы и сплетники – отвратительные люди. Они могли вызвать немало неприятностей и запереть в таком специальном месте, куда свозили детей, у которых не было пап, а мамы, как у нее, вынуждены работать.
И она закрыла рот.
«Не разговаривай с незнакомцами, иначе они заберут тебя». Мамино наставление отчетливо звучало в ее ушах – как и в тот день, когда Мария Флоринас предупредила дочь о том, какая судьба ждет ее, если соответствующие учреждения прознают о ее положении.
Анжелика не знала, что это за такие учреждения. Нет, Мария ей все-все объяснила, и даже самые глубинные смыслы слов, но «учреждения» – это было чем-то слишком сложным, состоящим сразу из многих понятий, и девочка ничего не разобрала. Она знала только, что в лучшем случае окажется в пансионе, в худшем – в детском доме.
Пансион, детский дом – это были ужасные слова. Мария говорила, что они напоминали заполненную грязью нору: стоит туда попасть, вырваться уже невозможно. Даже если и удастся сбежать, та грязь налипнет на тебя навеки. Ничего в мире Анжелика не боялась больше. Ни ветра, что дул с моря, ни молнии, что раздирала ночь в клочья.
– Мама скоро вернется, – повторила она, стараясь быть более убедительной. Но казалось, что синьорина Пинтус не слышит. Анжелика в отчаянии принялась оглядываться по сторонам. Ну как же быть?
Директриса вошла в дом. Домой никого нельзя пускать, это было еще одно правило.
Как она могла забыть? Слезы подступили к горлу, и, закусив губу, Анжелика вбежала за женщиной.
– Это нельзя трогать! Мама не разрешает!
Почему эта женщина не хотела ничего понимать? Девочка выхватила из ее рук то, что та взяла, и поставила на место.
Анжелика вспомнила, как однажды на пляже увидела огромного желтого пса. Она так испугалась его длинных зубов, рычания, исходившего из его глотки, что сильно зажмурилась и представила, что она маленькая-маленькая. И когда вновь открыла глаза, пса уже не было. Может, так же получится и с этой женщиной? Она зажмурилась крепко-крепко. Затем открыла. Но директриса никуда не делась, а лишь продолжала сжимать в руках ведро и швабру, которой девочка недавно мыла пол. Анжелика бросилась к ней и вырвала из рук ведро со шваброй.
