— Тебе виднее, — не стал настаивать воевода и придержал своего коня, чтобы дождаться замыкающей отряд полусотни и поторопить ее.
«А что делать с Розалией? — метнулись мысли рыльского князя в иное русло, едва воевода Клевец покинул его. — Что с ней-то делать?.. Может, и не породиста, — оценил, как лошадь или охотничью собаку, — но красива, стерва! В наложницы что ли взять?!. Слух идет, что валашки да мадьярки — самые горячие в постели бабы… — невольно облизал он потрескавшиеся на степном ветру и солнце губы. — Это после татарина-то?.. — сразу же заточил червь насмешливого сомнения. — Чужим обмылком пользоваться?.. Надкусанным плодом русскому князю довольствоваться?..»
Сторонний наблюдатель, будь он рядом с князем, заметил бы, как тот от своих дум нервно дернул головой. Но такого наблюдателя не было, и внутреннюю борьбу князя никто не увидел.
«А что? — попытался Василий Иванович дать отпор сомнениям. — Мой батюшка вдовой женкой купца не побрезговал же… Даже двумя байстрюками ее наградил. Но то батюшка, — одернул князь себя, — а то я… Впрочем, — нашел он компромисс, — сначала надо до дому живу да здорову добраться, а там уж видно будет, как поступать и что делать. Нечего раньше времени шкуру неубитого медведя делить… Может быть, эта Розалия довеском к Ших-Ахмеду пойдет, чтобы батюшку выручить. А я тут загадки загадываю да думки думаю», — легонько стегнул он плетью по потному заду коня.
Гнедой Буран покосился на седока лиловым глазом, мол, я и так ходко иду, всхрапнул недовольно и ускорил бег. Впрочем, ненадолго. И минуты не прошло, как он вновь перешел на размеренную рысцу.
Рыльск. Семейные скорби и заботы. Конец XV века
1
Как ни старался Василий Иванович ускорить обмен пленниками, как ни пытался увидеть пораньше родителя, желание его исполнилось только весной 1485 года. Не ускорили ход события ни ловкость и находчивость Януша Кислинского, ни увертки подьячего Лычко, у которого, как шутили, каждое лыко в строку, а слово — к делу.
Это быстро сказка сказывается, а дело не всегда ловко спорится. Выяснилось, что попавший в полон к Василию Ивановичу Ших-Ахмед был не очень-то любимым племянником. Отличался заносчивостью и строптивым нравом. Потому хан Менгли-Гирей не спешил с его обменом на князя Ивана Дмитриевича. То, как заправский купец, торговался за каждый золотой, то, несмотря на старания беков и кровных родственников Ших-Ахмета, получивших бакшиш за посредничество, вообще прекращал переговоры: «Пусть в зиндане еще посидит, может, поумнеет… научится старших почитать да уважать». Даже «довесок» в лице валашки Розалии и трех десятков пленных крымчаков не возымел действия.
