— Слуга твой, толмач Януш вернулся, — соскочив с лошади, выпалил служивый.
— Давно? — растерялся князь, не ведая, о чем расспросить в первую очередь, а о чем и воздержаться.
Не ожидал столь важного известия, вот и растерялся малость.
— Недавно, — тут же отозвался дворовый человек, а игумен, спеша на помощь и сглаживая возникшую растерянность рыльского властителя, посоветовал:
— Поезжай, княже, к себе в детинец и там все не спеша выясни. И дай Господь, чтобы известия были добрыми. Молиться о том стану.
Попрощавшись с игуменом, Василий Иванович заторопился в терем на горе Ивана Рыльского. Вскочили на коней и сопровождавшие его дети боярские да дворовые слуги.
2
Очень спешил в замок рыльский князь. Очень. Кони птицами стелились, по воздуху несли, почти не касаясь копытами земной тверди. Ветер шумел в ушах, крылами невидимой птицы хлопали за плечами Василия полы корзно. А вот известия, доставленные Кислинским, радости не доставили.
— Не соблазнился на злато хан, — печально поведал Януш. — Хотя многие его мурзы и беи помогали в наших хлопотах. Каждому был обещан приличный бакшиш. Особенно старался Именек. Только Менгли-Гирей уперся и ни в какую…
— Почто так? — выдавил из себя с хрипотцой князь. — Что помешало?
Они вдвоем сидели в тех же самых хоромах, где два с лишним года назад вот также восседали Василий Иванович с батюшкой. И могли откровенно общаться, не сторожась чужих глаз и ушей. Слуги были отосланы в дальние комнаты и клети. За этим строго следили огнищанин или дворецкий — дворовый человек, отвечавший за порядок в княжеском тереме. Стол ныне почти пуст, на нем только два жбана с квасом. Но и их никто не трогает — не до того… Не та обстановка, чтобы кваском баловаться.
— Мне намекнули, что происки великого московского князя стали помехой нашему делу, — пожав плечами, ответил на княжеский вопрос Януш. — В Москве как-то прознали про плен князя Ивана Дмитриевича и грамотку с послами Михайлом Кутузовым и Юрием Шестаком прислали, чтобы не выпускал. Вот Менгли-Гирей даже за злато не отпускает из плена. А так даже дети покойного хана Ахмата, Муртаза и Саид-Ахмат, прибывшие в Крым из Орды, держали нашу руку…
— Никак ворон не уймется, — помянул недобрым словом Василий Иванович московского государя, едва Януш окончил речь. — Все местью пышит, как Змей Горынич, — стукнул кулаком по столу он. — Все крови жаждет… Никак не напьется, ирод…
Кислинский же, доложив рыльскому князю суть дела, рвением хулить московского государя Иоанна Васильевича не горел. Помнил изречение древних: «Язык мой — враг мой». И вообще, кто он такой, чтобы о государях судить да рядить?.. Потому сидел тихо, ожидая княжеских вопросов. Побывав в Крыму и повидав, как там легко и запросто слетают головы и с сановных лиц, едва уцелев сам в той лихой круговерти, предпочитал больше слушать да помалкивать.
